– Нет, нет! Я согласна! – Зинаида поспешно закивала головой и опустилась на колени перед одноглазым.

– То-то, и учти: появишься раньше срока в Москве, пеняй на себя.

Когда её куратор ушёл, Красовская подошла к зеркалу. Опустила глаза, не в силах смотреть на своё унылое в разводах потёкшей туши лицо. На гримёрном столике, где только что сидел перечеркнувший ею судьбу мужчина, лежала салфетка. На ней губной помадой была нарисована трагическая театральная маска, по которой текли крупные слёзы.

Костяк особой группы Нефёдова составили 16 человек: шесть лётчиков, инженер по вооружению и авиамеханики. Борис взял с собой пожилого техника, которого с первого дня знакомства считал своим счастливым талисманом. Звали его все просто по имени – «Витей», хотя мужику шёл уже шестой десяток. Впрочем, гораздо чаще сослуживцы использовали при обращении к нему прозвище «Барахольщиков». У Вити имелась страстишка к «собирательству». Он не мог пройти мимо любой валяющейся на земле железки, будучи глубоко убеждённым, что «в хозяйстве всё сгодиться». Для хранения наиболее ценных «винтиков» на свой комбинезон запасливый мужик нашил множество дополнительных карманов.

Борис также настоял, чтобы в состав группы был включён опытный повар, которому было приказано позаботиться о запасе круп и консервов на первое время, чтобы не клянчить продукты у местных снабженцев. Было понятно, что небольшому подразделению, не имеющему собственных тыловых служб, на первых порах придётся существовать в автономном режиме.

Руководство навязало «Анархисту» ещё двоих. Особист группы майор Игнат Бурда должен был играть при лётчиках роль доброго джина. Так во всяком случае описал Нефёдову его основные полномочия Василий Сталин:

– Вот увидишь, у Игната Петровича талант улаживать проблемы с любым начальством. Только скажешь ему, что тебе надо, – всё быстро достанет: лучшую технику, продукты, нормальное жильё. И любой шавке сразу пасть заткнёт. Волкодавистый мужик! Я его специально для таких задач держу.

К особой авиагруппе также прикреплялся доктор. Его появление в списке поначалу обрадовало Нефёдова. Хороший врач на войне необходим. Однако вскоре выяснилось, что «док» едет не столько следить за здоровьем лётчиков, сколько испытывать на них разные научные гипотезы. В это время Василий Сталин носился с идеей развернуть на базе своего округа институт авиационной медицины, а пока в качестве пробного шара открыл лабораторию, которую как раз возглавлял прикомандированный к группе военврач.

Перед самым отъёздом Борис с пятью своими товарищами по штрафной эскадрилье пошёл в ресторан. В конце вечера он попросил всех наполнить стаканы и провозгласил тост:

– Предлагаю выпить эту стопку с чувством и смаком, ибо по праву командира предупреждаю: с завтрашнего дня вводится «сухой закон». Начинаем жить по жёсткому распорядку.

– А я слышал, что в тех краях, куда мы отправляемся, принято пить рисовую водку, – сообщил сильно захмелевший Красавчик. – Командир, за сбитые имеем право!

– Как бы за тебя пить не пришлось, – недоброжелательно бросил «Одессе» Кузаков и обвёл присутствующих серьёзным взглядом: – Командир, прав: завязывать надо с этим делом, не на экскурсию собираемся.

На следующее утро на рассвете Борис вывел всех на зарядку. Жили они теперь в лётном профилактории за городом. Так решил Борис, чтобы оградить своих лихих парней от московских соблазнов. Между тем мужики были не первой молодости, многие давно потеряли форму. Труднее всего пришлось с «Одессой». Жизнь преуспевающего коммерсанта, которую Красавчик вёл в последнее время, сделала его рыхлым и вальяжным. Лёня ни в какую не соглашался так рано вылезать из тёплой кровати и страшно возмущался, когда его грубо вытолкали на утренний холод, а потом ещё заставили принимать водные процедуры в пруду. Но «Анархист» сразу поставил одессита перед выбором: либо он за две недели набирает физическую форму, либо – пусть катится на все четыре стороны. Дружба дружбой, а дело есть дело.

Возвращаться в свою «психушку» или за решётку Лёня не хотел, поэтому со скрипом, но подчинился: стал усиленно тренироваться, и вскоре набил хорошую мускулатуру. Теперь Лёня ходил чисто выбритый, надушенный, в отутюженном костюме. Любо дорого посмотреть! Хоть остальным в пример ставь.

В день отлёта группа выстроилась на аэродроме перед транспортным самолётом. Лётчики и механики едва сдерживали улыбки, глядя друг на друга. Борису тоже непросто было сохранять подобающую ситуации серьёзность. Непривычно выло видеть на знакомых парнях горчичного цвета шинели, синие штаны. На всех была китайская военная форма без знаков различия. Единственная нашивка – иероглиф на груди «Китайская народно-освободительная армия». Особенно всех умиляли красные сапоги.

Взамен отобранных документов Майор Бурда выдал каждому новое удостоверение на имя китайского военнослужащего. Отныне все они – «добровольцы» из «Поднебесной».

По другой легенде они отправлялись в Маньчжурию для строительства новых аэродромов.

Такая игра в конспирацию могла в скором будущем осложнить жизнь лётчикам. Ведь каждый раз что-то прося у местного военного начальства, надо будет объяснять зачем военным строителям понадобилось авиационное топливо, боеприпасы и прочее боевое имущество.

Но вскоре выяснилось, что это только цветочки…

Нефёдов вполне отдавал себе отчёт в том, что сильно рискует, созвав под свои знамёна не действующих лётчиков, а «бывших». Из шести членов группы, только он сам, Рублёв и Алексей Сироткин, которого Нефёдов под свою ответственность вернул в авиацию после списания, имели за последний год хоть какой-то налёт. При этом Сироткину, которого с лёгкой руки «Одессы» все стали звать не иначе как «Сынком», за свою короткую лейтенантскую карьеру довелось полетать только на поршневых самолётах. Илье Кузакову тоже предстояло за короткое время пройти путь, на который обычные строевые лётчики затрачивают многие месяцы. А то, что Нефёдов иногда подпольно тренировал фронтового друга, так это сейчас было не в счёт, ибо полёты эти проводились ими бессистемно – от случая к случаю.

Получалось, что из всей группы только двое обладали квалификацией «реактивщиков». Ещё двоим с самой войны не приходилось бывать в кабине боевого истребителя. Многие посчитали бы такой выбор опасной авантюрой. Но Борис верил в каждого из своих людей. Надо было только правильно выстроить их подготовку: помочь профессионалам быстро восстановить утраченные навыки, и найти общий язык с принципиально новой для них техникой.

Начали они с самых азов. В Москве в Кубинке группа две недели тренировалась на поршневой технике. Сперва Борис сам на двухместном По-2 вывозил Кузакова, «Одессу» и Батура Тюгюмджиева в зону. Потом наступил черёд поршневых истребителей. Ребята быстро начали работать самостоятельно. Количество вылетов увеличивалось день ото дня, быстро усложнялась программа тренировок.

Параллельно Борис, организовал для своих парней курс теоретических лекций. Как инспектор округа по технике пилотирования и воздушной стрельбе Нефёдов имел возможность приглашать нужных людей – преподавателей из академии ВВС, лётчиков, уже имеющие опыт участия в боевых действиях на реактивных истребителях. Борис тоже посещал такие занятия, чтобы лучше узнать тактико-технические характеристики неприятельских самолётов, послушать рассказ о новейших тенденциях в искусстве воздушного боя. Скоро полученные знания очень пригодятся Нефёдову и его товарищам по эскадрилье.