Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но она не пришла. Почему? Злилась на него? А может быть, она вообще о нем не думала?
Шли дни, потом недели, а Дженни вполне довольствовалась собственным обществом. Он уже стал подумывать, что слишком сильно ее достал. Или вообще ей не нравится. И с отцом его она почти не разговаривала, разве что тогда, когда ей хотелось почитать новый рассказ. (После «Дня переезда» она успела написать «Знаешь что? Я немножко китаянка», «Как подружиться» и «Трагическая смерть Белой Звезды», о скаковой лошади, которая сломала ногу и ее должны были усыпить.) Большую часть времени девочка проводила у себя в комнате или сидела с госпожой Лосон за кухонным столом и занималась там по карточкам с вопросами и ответами для запоминания пройденного материала. Каждую субботу после обеда они с матерью ходили в гости к знакомым в Берлингтон. А воскресными вечерами ложились вместе на диван и смотрели по телевизору диснеевские фильмы. От того, как они лежали, тесно прижавшись друг к другу, сплетая руки и ноги, Рону становилось не по себе. Если отец его тоже находил такое поведение странным, он держал свое мнение при себе.
В конце концов Дженни стала той девочкой, которая приходила к нему в сновидениях, которая оказывалась в опасности, но не знала об этом; он кричал ей что-то, хотел предупредить, но она не слышала его. Такие сны он видел уже не первый год, но до сих пор лица девочек во сне нельзя было толком разглядеть.
Как-то ночью именно от такого сна он проснулся — рядом стояла она.
— Что? — спросил Рон, испугавшись.
— Шшшш. — На ней была длинная белая ночная рубашка, казалось, что складки тонкой материи движутся в горизонтальных полосах света, струящегося сквозь щели жалюзи. — Они занимаются сексом, — прошептала девочка.
— Кто? — Он подумал, что она говорит о куклах.
— Моя мама с твоим папой.
— О чем ты таком говоришь?
— Пойдем! Сам услышишь!
Все еще не соображая, он встал с постели и пошел за ней в коридор, потом остановился, услышав какие-то птичьи вскрики, доносившиеся из папиной комнаты. Дженни, стоявшая совсем рядом с дверью, закрыла рот руками.
Крики становились громче. Потом раздался глухой мужской стон, после которого все стихло. Дженни быстро подошла к нему и потянула за рукав. Он отдернул руку.
В голове мелькнула утешительная мысль, что это не его отец, — мелькнула и тут же угасла. Он вернулся к себе в комнату, закрыл дверь и сел на краешек кровати.
Дженни — он и не заметил, как она вошла, — хихикнула.
Она легла на его кровать и скользнула под одеяло. Рон вскочил.
— Что ты делаешь? — прошептал он. — Уходи отсюда!
— Я боюсь, — тихо сказала она.
Рон знал, что это не так. Он видел только контуры ее лица, смутным белым овалом очерченные на белизне подушки, и блеск глаз. Ему вдруг пришла в голову мысль, что они с матерью — сексуальные маньячки. Госпожа Лосон точно была ею, с чего бы еще его папа позволил ей залезать к нему в койку? Теперь внизу все стало спокойно. Или они уже все кончили? У него возникло такое ощущение, будто кожу его покалывают мириады иголочек.
— Ну что ты там стоишь как истукан? — спросила Дженни. — Ты всю ночь так стоять собираешься?
Она говорила голосом своей куклы. Взволнованный — и сконфуженный — он дернул одеяло:
— Я же сказал тебе — уходи отсюда!
— Не уйду, не уйду, — захныкала она.
— А если мать твоя сюда зайдет?
— Не зайдет.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что она с ним потом лежит… не знаю… где-то около часа.
— О чем ты говоришь?
— Они все время занимались сексом в нашем старом доме.
От этих слов у него все в голове помутилось.
— Может быть, они собираются пожениться, — сказал он.
— Моя мама никогда снова замуж не выйдет, — ответила девочка. — Никогда. — Она натянула на себя одеяло. — Ты ляжешь когда-нибудь в постель или нет?
Рон залез под одеяло и лег на самый краешек, повернувшись к ней спиной. Свет фар проезжавшей машины осветил сквозь жалюзи стену, около которой стояла кровать, и стал подниматься по стене к потолку.
— Мы могли бы поиграть, — шепнула она.
Под самым потолком лучи озарили комнату последним отсветом и погасли.
— Хорошо, — сказала она. — Ты будишь Фил, а я — Кэрол. Нашего ребенка зовут Венди, а коня — Мисти. — Она подвинулась к нему поближе. — Венди весь день колобродила, — произнесла она голосом кукольной женщины. — Надеюсь, она не заразилась дифтеритом.
Рон понятия не имел о том, что такое дифтерит, но сказал:
— Я тоже.
— Тише говори, — цыкнула девочка.
— Я тоже, — буркнул он.
— Просто ума не приложу, что бы я делала без Мисти. Он так мне помогает. — Ее рука скользнула вокруг талии Рона.
У него произошло непроизвольное семяизвержение, но поскольку такое с ним случилось в первый раз, он решил, что от нервного напряжения обмочил пижамные штаны.
— А теперь ты что-нибудь говори, — сказала Дженни, слегка толкнув его локтем.
— Я… — У него перехватило дыхание. — Мне надо…
— Что, дорогой?
— Спать.
— А ты не хочешь сначала меня поцеловать?
— Хватит, Дженни. Я серьезно тебе говорю.
Она убрала руки, встала с кровати и сказала:
— Ладно.
Казалось, девочка все еще играла в свою игру, но теперь она скорее была похожа на писклявую младшую сестричку, которая радостно делает то, что ей говорят.
— Спокойной ночи, — бросила она уже из коридора.
Рон подождал, пока за ней захлопнется дверь, и включил свет. Ему уже стало ясно, что произошло, и он думал о том, что, наверное, в их дом пришла какая-то злая сила, вселившаяся во всех его обитателей. Правда, в себе он зла не ощущал, но, может быть, так это и было задумано — злая сила подавляет чувство вины. Этим вполне можно объяснить, почему его папа и госпожа Лосон могут заниматься сексом в каких-то нескольких футах от собственных детей. Они все время занимались сексом в нашем старом доме. Если это правда, они должны были этим заниматься еще до того, как умерла мама, ведь с тех пор, как это случилось, отец его никогда после ужина не выходил.
Но даже эта мысль — при всей своей омерзительности — не вызвала в нем ни отвращения, ни обиды. Он вообще с трудом мог представить, о чем идет речь.
Рон повернулся и уставился в стену, с другой стороны которой спала Дженни.
Утром он поверить не мог тому, что за завтраком все было совершенно как всегда. Дженни читала книгу об уэльсских пони и поглядывала на часы. Когда он попросил ее передать ему молоко, она взглянула на него как на пустое место. Теперь он прекрасно знал, что его отец и госпожа Лосон — мастера по части притворства. Но его не переставало поражать, что они никак и ни в чем не проявляли своих отношений. Когда госпожа Лосон, проходя мимо, прижимала папу к холодильнику, она не забывала говорить: