-Трибун, следи за своим языком. Здесь присутствует дама.

-О, мне жаль, очень жаль, я совершенно подавлен,- его внешность противоречила его словам.

-Я не хотел ни смущать, ни обижать. - он указал на поросенка.

-Я думаю, что это блюдо ввело меня в заблуждение. Это всегда напоминает мне о пиршестве Тримальхиона в "Сатириконе" – знаете, ужасные непристойные шутки. - он указал на щуку.

-Точно так же, как поросенок всегда вводит меня в заблуждение, это блюдо всегда вызывает у меня тоску по дому, - он широко развел руки, чтобы охватить всех собравшихся.

-Разве мы все не скучаем по щуке из Рима, пойманной, как говорится, "между двумя мостами", над островом в Тибре и ниже притока Клоаки Максимы, главной канализации? - он обвел взглядом своих собратьев по ужину.

-О, я снова был бестактен – быть римлянином в наши дни означает так много разных вещей.

Проигнорировав последнее замечание, Огелос вмешался.

-Сейчас здесь, на Евфрате, любому было бы трудно поймать щуку или что-нибудь еще.

Говоря быстро и серьезно, он обратился к Баллисте.

-Мои люди сказали мне, что все рыбацкие лодки, которыми я владею, были захвачены войсками. Солдаты называют это реквизицией, я называю это воровством. - его тщательно подстриженная борода задрожала от праведного негодования.

Прежде чем Баллиста успела ответить, заговорил Анаму.

-Эти нелепые обыски у ворот – моих курьеров заставляют ждать часами, мои вещи разорваны на части, уничтожены, мои личные документы выставлены на всеобщее обозрение, римские граждане подвергаются самым грубым унижениям… Из уважения к вашей позиции мы не высказывались на заседании совета, но теперь, когда мы находимся в уединении, мы это сделаем – если только нам не будет отказано и в этой свободе?

И снова Огелоса понесло:

-Какую свободу мы защищаем, если десять человек, десять граждан не могут собраться вместе? Неужели никто не может жениться? Разве мы не должны праздновать обряды наших богов?

-Нет ничего более священного, чем частная собственность, - перебил его Анаму. - Как кто-то посмел забрать наших рабов? Что дальше – наши жены, наши дети?

Жалобы продолжались, два защитника каравана повышали голоса, перекрывая друг друга, и каждый приходил к одному и тому же выводу: как могло быть хуже при Сасанидах, что еще Шапур мог нам сделать?

Через некоторое время оба мужчины остановились, словно по сигналу. Вместе они повернулись к Ярхаю:

-Почему ты ничего не говоришь? Ты пострадал так же сильно, как и мы. Наши люди рассчитывают и на тебя. Как ты можешь молчать?

Ярхай пожал плечами:

-Да будет так, как угодно Богу, - больше он ничего не сказал. Ярхай придал странную интонацию "теосу", греческому слову, обозначающему бога. Баллиста был так же удивлен, как и два других защитника каравана, его пассивным фатализмом. Он заметил, что Батшиба пристально посмотрела на своего отца.

-Почтенные, я слышу ваши жалобы и понимаю их. - Баллиста по очереди посмотрел каждому в глаза.

-Мне больно делать то, что должно быть сделано, но другого выхода нет. Вы все помните, что здесь сделали с гарнизоном Сасанидов, что вы и ваши соотечественники сделали с персидским гарнизоном, с их женами, с их детьми. - Он сделал паузу. - Если персы прорвут стены Арета, весь этот ужас покажется детской забавой. Пусть ни у кого не будет сомнений: если персы возьмут этот город, некому будет выкупать порабощенных, некому будет оплакивать погибших. Если Шапур захватит этот город, он вернется в пустыню. Дикий осел будет пастись на вашей агоре, а волк будет выть в ваших храмах.

Все в комнате молча смотрели на Баллисту. Он попытался улыбнуться. - Ну же, давайте попробуем придумать что-нибудь получше. Снаружи ждет комедус, актер. Почему бы нам не позвать его и не послушать чтение?

Комедус читал хорошо, его голос был искренним и ясным. Это был прекрасный отрывок из Геродота, история из давних времен, из дней греческой свободы, задолго до римлян. Это была история величайшего мужества, о ночи перед Фермопилами, когда недоверчивый персидский шпион доложил Ксерксу, царю царей, о том, что он видел в греческом лагере. Триста спартанцев были раздеты для упражнений; они расчесывали друг другу волосы, не обращая ни малейшего внимания на шпиона. Это был прекрасный отрывок, но неудачный, учитывая обстоятельства. Спартанцы готовились к смерти.

Протянув руку, чтобы поднять тушку одного из цыплят, Турпион впервые за этот вечер заговорил.

-Разве греки не называют эту птицу "персидским пробудителем?" - спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. -Тогда мы обойдемся с персами-сасанидами так, как я обращаюсь с этим, - и он разорвал тушу на части.

Раздались негромкие аплодисменты, несколько одобрительных возгласов.

Не в силах вынести конкурента, да еще столь грубого, как бывший центурион, за похвалу, пусть и столь сдержанную, Каллиник прочистил горло.

-Конечно, я не специалист в латинской литературе, - сказал он, - но разве некоторые из ваших писателей о сельском хозяйстве не называют доблестную породу бойцовых петухов Medica, то есть птицей мидян, которые являются персами? Будем надеяться, что мы не встретим ни одного из них.

Эта несвоевременная книжная мудрость была встречена каменным молчанием. Самодовольный смешок софиста дрогнул и затих.

Десерт состоял в основном из обычных продуктов – свежих яблок и груш, сушеных фиников и инжира, копченых сыров и меда, грецких орехов и миндаля. Только подложка в центре была необычной: все согласились, что никогда не видели более крупного или сырного пирога. Вино было заменено на крепкое халибонское, которое, по слухам, любили персидские цари.

Наблюдая, как персидский мальчик Багой намазывает Мамурру бальзамом с корицей и возлагает ему на голову венок из цветов, в глазах Ацилия Глабриона загорелся недоброжелательный огонек. Молодой патриций повернулся к Баллисте, на его лице играла полуулыбка.

-Тебя следует поздравить, Дукс Реки, с тем, что ты так близко следуешь примеру великого Сципиона Африканского.

-Я не знал, что непосредственно следовал какому-либо выдающемуся примеру великого завоевателя Ганнибала. - Баллиста говорил легко, с едва заметной сдержанностью. -К сожалению, бог Нептун не жалует меня ночными визитами, но, по крайней мере, меня не судили за коррупцию. - несколько вежливых смешков приветствовали эту демонстрацию исторических знаний. Временами людям было слишком легко забыть, что северянин получил образование при императорском дворе.

-Нет, я думал о твоем персидском мальчике.