-Луций Фабий, не мог бы ты заставить толпу отойти назад хотя бы на тридцать шагов?

Центурион отдавал приказы, и его легионеры использовали свои тяжелые дротики, как пастухи используют свои посохи, чтобы отогнать случайных прохожих.

Скрибоний Муциан лежал на спине, раскинув руки и ноги, голова была повернута набок под неестественным углом. Его одежда была испачкана давно засохшей кровью и зеленой плесенью. Его лицо было пятнистым, желто-зеленым, переходящим в черное. Баллиста видел больше трупов, чем хотел бы. Пятью годами ранее осада Новы дала ему непрошенную возможность наблюдать, как разлагаются мертвецы. Перед стенами, защищаемыми северянином и его генералом Галлом, тысячи готов пролежали непогребенными под летним солнцем почти два месяца. Баллиста предположила, что трибун был мертв по меньшей мере два месяца. Он тихо попросил Деметрия позвать местного врача и гробовщика, чтобы сделать независимую оценку.

-Откуда вы знаете, что это он? - Баллиста адресовал вопрос всем троим мужчинам, все еще стоявшим рядом с трупом.

-Конечно, это он, - ответил Ацилий Глабрион. - Лучше выглядеть он, конечно, не стал.

Баллиста ничего не сказал.

-Один из солдат узнал его кольцо с печатью, - сказал Мамурра. Префект инженерии ненадолго задумался. - И он носит золотое кольцо всадника, пояс с мечом богато украшен, одежда дорогая… Рядом с телом было тридцать серебряных монет.

-Рядом с телом?

-Да, его кошелек был срезан с пояса, монеты высыпались на пол, - Мамурра передал кошелек.

-Значит, не ограбление.

-Нет, если только их не спугнули, - Мамурра медленно покачал головой. - Его обыскали. Швы его туники и сандалий были разорваны. Обыскали, но не ограбили.

Раздались громкие крики, звучные армейские ругательства. И снова толпа, которая росла с каждой минутой, неохотно расступилась. Через узкий проход, ведущий к трупу, прошли Максим и Турпион.

-Ну, не он сжег наш артиллерийский склад, - сразу сказал Максим. Вся группа, кроме Баллисты и Турпиона, повернулась, чтобы пристально посмотреть на ирландца. - Да ладно, это, должно быть, пришло в голову всем. Теперь мы знаем, что он этого не делал. Он был мертв уже давно. Судя по его виду, он был мертв еще до того, как мы добрались до Селевкии.

Все время, пока его телохранитель говорил, Баллиста наблюдал за Турпионом. Обычно веселое, подвижное лицо последнего было очень неподвижным. Он не сводил глаз со Скрибония Муциана. Наконец, очень тихо, он сказал: "Ты бедный ублюдок, ты бедный гребаный дурак".

Баллиста опустился на одно колено рядом с трупом и внимательно изучил его, начиная с головы и двигаясь вниз, его нос был в нескольких дюймах от разлагающейся плоти. Деметрий, чувствуя, как у него подступает тошнота, удивлялся, как его кириос мог заставить себя сделать такое.

-У него что-то украли, но не деньги. - Баллиста указал на богато украшенный пояс с мечом. – Смотри - здесь и здесь, два комплекта ремешков, которые были разрезаны. Этими крепили кошель. - Отрезанные концы, которые он поднял, совпали. Он поднял другие ремешки. - И с них свисала…

-Цера, - сказал Турпион. - У него всегда была с собой цера для письма, она висела у него на поясе. Он всегда возился с ней. - Кривая улыбка пробежала по лицу бывшего центуриона. -Он всегда открывал ее, чтобы подсчитать и записать цифры.

-Ее нашли? - спросил Баллиста. Центурион Луций Фабий покачал головой.

-Кто-нибудь, принесите мне воды и полотенце, - Баллиста не смотрел, но слышал, как кто-то уходит. «Всеотец, власть развращает меня», подумал он. Я отдаю приказы и ожидаю, что они будут выполняться. Я даже не знаю и не забочусь о том, кто именно подчиняется. Власть разлагает душу так же, как разлагается этот труп.

Собравшись с духом, борясь со своим естественным отвращением, Баллиста схватил разлагающийся труп обеими руками и перевернул его на лицо. Он подавил желание вытереть руки. Жизнь в империуме научила его не показывать слабости.

-Ну, по крайней мере, достаточно легко понять, как он был убит, - Баллиста указал на жестокую рану сбоку и сзади на левом бедре Скрибония Муциана. - Это его и убило. Он стоял спиной к своему убийце. Может быть, он убегал. Получил удар мечом от правши, и, судя по размеру раны, вероятно, стандартным армейским мечом, спатой.

На землю поставили кувшин с водой и полотенце. Баллиста повернулся, чтобы посмотреть на то, что осталось от затылка Скрибония Муциана. Месиво из застывшей плоти и мозгов было абсолютно черным. Вытекла жидкость. Раны напоминали каменноугольную смолу и, казалось, слегка переливались. Баллисту начинало тошнить. Он заставил себя пролить воду на раны, промыть их голыми руками.

-Пять, шесть, семь… по меньшей мере семь ударов мечом по затылку. Вполне вероятно, тот же самый меч. То, чему учат любого солдата – уложить своего человека с раной в ногу, на четвереньки, на землю, а затем прикончить его столькими сильными ударами по голове, сколько потребуется, столькими, на сколько у вас хватит времени. С благодарностью Баллиста позволил одному из своих писцов, тому, что с пуническим акцентом, облить его руки водой. Он поблагодарил его и взял полотенце. - Кто его нашел?

Центурион махнул легионеру вперед.

-Гай Аврелий Кастриций, солдат вексилляции IIII Скифского, центурия Луция Фабия, доминус. Мы будем делать то, что прикажут, и к любому приказу мы будем готовы.

-Где ты его нашёл?

-Доминус, в боковой галерее этого заброшенного туннеля. Доминус, там, внизу. - Он указал на несколько ступеней, ведущих вниз, к черной дыре.

-Что ты там делал внизу?

-Приказано обыскать все боковые проходы и галереи, доминус. Легионер выглядел слегка смущенным.

-У Кастриция были навыки для этой работы, - вмешался его центурион.

-Из-за того, что у него был большой опыт работы в туннелях до того, как он принял sacramentum, военную присягу.

Легионер выглядел еще более смущенным. Никто не спускался в шахты по своей воле. Как гражданское лицо, Кастриций, должно быть, был осужден за что-то плохое, чтобы оказаться там.

-Что ж, Кастриций, тебе лучше показать мне, где ты его нашел.

Сказав Максиму сопровождать его, а всем остальным ждать наверху, Баллиста последовал за легионером. Только войдя в туннель, они остановились, чтобы зажечь лампы и дать глазам привыкнуть. Солдат вел светскую беседу. Баллиста не слушал; он молился.

Этот туннель был хуже, намного хуже,