— Влад!

— Что, Влад? Я не могу хотеть свою беременную женщину?

От этих слов у Полины по телу растеклось тепло. Она его женщина, его беременная женщина.

— Правда?

— Правда, Полинка, правда.

Стоя у открытого окна, Герман смотрел, как по дорожке к дому Влад ведет Полину. Девушка оглядывается по сторонам, но потом неожиданно поднимает голову, словно чувствует его взгляд, и смотрит прямо на него. Удары сердца болью отдавались в висках. Он скучал по ней, очень скучал.

Они остановились, Полина что-то сказала, Влад поднял голову к окну, но потом снова потянул ее за руку к крыльцу. Расстегнутый плащ, длинное платье скрывало фигуру, Герман нахмурился. Вчера она была в ресторане и сидела за столиком с каким-то мальчишкой, они потом узнали, что Полина работает в теперь уже их ресторане, а парнишка — местный повар. Он даже пропустил то, что она ушла из гостиницы. Надо будет разобраться в этом.

Но первое мгновенье, то самое, когда он поднял голову и увидел ее, было непередаваемым. Смесь вспыхнувшего счастья и волнения, именно за нее, за ее безопасность. Ему казалось, сделай они хоть малейший шаг в ее сторону, может случиться трагедия. Они потеряют ее, даже не успев обрести. Он постоянно просчитывал и продумывал десятки ходов, что может случиться, если он что-то сделал неправильно.

Герман не был уверен, что сжег все мосты, что обрубил их с Владом прошлое окончательно. Так просто ничего не бывает, а шло все слишком гладко. Конечно, пришлось потерять несколько миллионов, но это было предсказуемо. Амиров был у власти, на них с Соболем все еще висел, по его мнению, долг за потерянный груз. За который Герман даже не собирался платить, потому что, по сути, Амиров сам его проебал из-за своей же жадности.

Позади открылась дверь, Полина робко вошла в кабинет. Герман обернулся, его холодные голубые глаза впились в ее лицо. Медленно прошлись по фигуре, от чего девушке хотелось инстинктивно прикрыть живот, ребенок уловил волнение и начал шевелиться. Но она даже не могла поднять руки, они стали словно чугунными.

Всю дорогу она давала себе установку не нервничать, быть гордой и сильной. Не показывать свою слабость и то, что она скучала. Мужчинам было необходимо знать о ее беременности, ей от них ничего не надо, но знать они должны, это правильно. Влад не выпускал ее руки из своей горячей ладони и был странно сдержан. Загородный элитный коттеджный поселок восхищал красивыми особняками, ухоженными на манер Европы двориками и лужайками, она никогда не была в таких местах.

Двухэтажный дом, большие панорамные окна, голубые ели, белая дорожка, и крыльцо, внутри очень красиво и сдержанно, никаких кричащих тонов и ярких красок. Дизайнеры поработали на славу, Полине понравилось, пахло новой мебелью и лаком, но в доме не хватало уюта.

— Влад, выйди, пожалуйста, нам с Полиной нужно поговорить.

Тон Германа не вселял надежду на милую беседу, девушка посмотрела на Влада, тот и не думал двигаться с места.

— Нет, я никуда не пойду.

— Выйди, с тобой я потом поговорю.

— Я не мальчик, чтоб гонять меня туда — сюда, я имею право быть здесь.

— Соболь!

— Нет, я сказал!

Мужчины смотрели друг на друга, а воздух искрил электричеством.

— Влад, — Полина дотронулась до его локтя. — Выйди, пожалуйста, мы просто поговорим, это на самом деле необходимо.

Помедлив немного, он кивнул, бросил взгляд на Германа, вышел, закрыв дверь. Вновь повисла тишина, давящая на нервы, Полина вздохнула.

— Сколько?

— Что, сколько? — снова не сразу поняла, о чем ее спрашивают.

— Сколько месяцев?

Герман смотрел прямо в глаза, от его напряженного взгляда по спине побежал холодок. Вот оно, время правды и расплаты, ведь он решит, что она его обманула. Полина сама бы так решила, но она женщина, ей свойственно делать импульсивные и необдуманные выводы. Но что она не собирается делать точно, это что-то ему доказывать.

— Двадцать шесть недель.

Снова его сканирующий взгляд и снова тишина.

— Ты обманула меня.

— Нет, я не обманывала тебя, — Полина сжимает кулаки, до боли впиваясь ногтями в ладони.

— Разве? Я вижу совсем другое.

Герман не понимал, что с ним происходит, в груди кипел гнев, девушка обманула, солгала, что не может иметь детей, а сейчас стоит перед ним с животом и отпирается. Он никогда не думал о детях, запрещал себе думать, у него никогда не могло быть нормальной семьи, как у всех. Он не мог подвергать опасности тех, кто рядом. Он лучше сдохнет один, чем будет снова хоронить любимых.

Что было бы, не покончи они со своим «героическим» прошлым? Что было бы, не скажи она им о своем положении? Что было бы, если бы кто-то узнал и сделал выводы? Подумать было страшно. Они, скорее всего, никогда бы не приехали в этот город, не знали бы о ребенке, что появился на свет после трех дней знакомства. Но они бы точно приехали.

— Мне вообще все равно, что ты видишь и как ты к этому относишься. Ты считаешь, что я тебя обманула, это твое право. Я лишь пришла, точнее, Влад привез сказать, что, да, я беременна. Беременна от вас, это ваш ребенок, как бы странно это не звучало. Не знаю, от кого именно, но он ваш. Мой, вам он точно ни к чему. Я много лет жила с диагнозом и своей неспособностью нормально забеременеть, я считала себя неполноценной, даже мужчина не взял меня в жены именно поэтому.

Полина судорожно всхлипнула, машинально обняла себя за живот, успокаивая малыша. Слезы уже стояли в глазах, но ей надо выговориться, сказать все, как есть, как думает.

— Ты не знаешь, каково это, пожинать ошибки своей молодости. Каково это, когда тебя считают женщиной второго сорта, которой место только в любовницах, удел которой — одиночество. Я не думала, не надеялась, перестала мечтать, что когда-то у меня будет ребенок, но это случилось. И я очень счастлива. Мне стоит сказать вам спасибо.

Слезы все-таки потекли по щекам, она их и не замечала, а для Германа они, как кислотой по сердцу. Он думает только о себе, о своей боли, если вновь начнет терять близких и любимых, чертов единоличник. А девочка на самом деле не врала, он это видит, он это чувствует. Такая открытая, ранимая, янтарные глаза полны слез, от них в груди давит острой болью. Он что, на самом деле стал бы принимать меры? Он на самом деле такое чудовище?

После того, как она сказала, что счастлива, улыбнулась, так искренне, опустила глаза, но тут же снова посмотрела, но уже с вызовом.

— Мне и малышу ничего от вас не надо, я просто считаю, что вы вправе знать, это честно. Уходя, вы оставили деньги, три тысячи евро, я их верну, мы с сыном не нуждаемся в ваших подачках.

Сын? У него будет сын?

Одно слово, а Германа сразу накрывает тысяча эмоций. Боль, что была до этого в груди, растекается горячей лавиной по телу. Во рту пересохло, ведет подбородком, Полина что-то еще говорит, так уверенно метая в него молнии гнева. Такая дерзкая девчонка, такая красивая и желанная. А он в несколько шагов оказывается рядом, берет ее лицо в ладони, Полина затихает, смотрит большими глазами. Герман долго вглядывается в них, а потом целует, как целует только он.