– Смотря как подойти!

Ванька окончательно оторвался от учебника, устроился поудобнее и расплылся в ехидной улыбочке:

– Ну, давай, расскажи, как ты «подходить» собираешься? Кулаком в морду? «Зелеными» подкупать будешь? Или «колесами»? Ой, умора!

– Слушай, ты хорошую мысль мне подкинул… Если в пивной они деньгами рассчитывались, то с этими – наверняка наркотой!

– Правильным путем идете, товарищи. Да только какой тебе прок от «хорошей мысли»? К делу не пришьешь! А доказать не сможешь. Выбрось лучше из головы, старина: безнадежная затея. Хазу не найдешь и признания чистосердечного не получишь. Да и потом, зачем тебе? Ведь в тот день никаких изнасилований не было!

– Во-первых, это бы неплохо дополнило историйку с пивной, – в этом месте Кис вкратце резюмировал свой поход к Наде, – а во-вторых, хотел бы я узнать, кто этих геев-наркоманов попросил разыграть Стасика. У меня уже нарисовался один юный блондин… Может, опять он?

– Ну, допустим, опять блондин… Дальше что? Адресок надеешься получить?

– Как знать, как знать… Ужинать будешь? Я пельмени купил.

– Какие?

– «Сибирские». Адресок-то вряд ли, такие люди, как правило, выныривают из тени и уходят в тень… Задание дали, заплатили и растворились на природе. Но вдруг повезет? Он может оказаться чьим-то знакомым, может оказаться ниточкой…

– Да ты найди ее сначала, эту ниточку!

– Вот ты, Ванюша, этим и займешься, – сладко улыбнулся Кис. – Так будешь пельмени, говоришь?

Кис слабо верил в то, что Ваня сумеет найти какие-нибудь подходы к притону. Но пусть попробует малец, в конце концов, должен же он комнату иногда отрабатывать!

А у Алексея в списке оставался еще «Ваш домовой».

Туда Кис и поехал прямо на следующий день с утра пораньше. И остался разочарован: да, «Стасика» помнили и по фотографии опознали. И утверждали, что он самолично приходил и сделал заказ на уборку квартиры, и адрес свой указал, и ручку свою забыл…

На ручке той чужие отпечатки если и были, то уже давно затерты…

«Что же у нас получается? – размышлял Кис, садясь в машину. – А получается у нас вот что: сходство достаточно выраженное, и в данном случае бандит сам выступил в роли Стасика, не прибегая к подкупу персонала. И ниточка опять обрывается ровно в том месте, где некто оказывается очень похожим на Стасика…

В общем, на том же месте, в тот же час. Хорошая песенка».

К Марине Кисловской Алексей поехал без звонка. Он всегда предпочитал появляться неожиданно, не оставляя собеседнику времени на подготовку к разговору, – так оно надежней. Меньше неправды, намеренной и ненамеренной, больше непосредственных эмоций. Да и меньше возможностей отказаться от встречи.

Марина Кисловская была бы весьма миловидной девушкой, если бы ее не портили замкнутое и самолюбивое выражение лица, настороженно-оценивающий взгляд. Эта надменная гримаска, эти сухо поджатые губы, эти прищуренные глаза, не выпускающие взгляд, не просто портили ее, но и старили, лишая юной непосредственности. Кис прикинул, что лучше всего держать с девушкой дистанцию, и взял самый вежливый тон, на который только был способен.

Она отвечала на вопросы рассеянно, будто была погружена в важные мысли, будто ее воображение было прочно занято чем-то или кем-то. Она даже не спросила, кто его нанял – обычный и первый вопрос, который задают ему люди и на который Кис никогда не отвечает, ссылаясь на тайну клиента.

Выслушав скупой рассказ о событиях, уже известных Кису из дела, он спросил:

– Вы принимали участие в составлении фоторобота. Вы так хорошо запомнили лицо бандита?

– С первого раза, может, и не так уж, но я встретила его потом на улице. И во второй раз запомнила очень хорошо!

– То есть, если что, вы сможете его опознать?

– Вы прямо как тот журналист!

– Какой «тот»? – немедленно вцепился Кис.

История о беседе с неким Юрой Новиковым из «Московского комсомольца» Алексею не понравилась. Зато понравилось выражение лица Марины: увлеченная рассказом, она расслабилась, черты смягчились, глаза выплыли из разгладившихся век и ярко засинели, и она стала чертовски хороша. «Вот так бы всегда, девушка, – подумал Кис, – не стоит себя уродовать глупой гримаской богатой старухи».

– Он вам сказал, что именно собирается публиковать: интервью? Статью? – спросил Алексей несколько дружелюбнее.

– Нет… Или я не запомнила.

– Если он собирался опубликовать интервью, он должен был, по идее, вам позвонить и попросить подписать текст! Он вам звонил?

– Нет…

– Допустим, он собирался публиковать не интервью, а статью. В таком случае ваша подпись необязательна… Он мог бы, конечно, позвонить вам просто из вежливости и предупредить о выходе статьи… Но с вежливостью у нас плоховато обстоят дела… А вы, значит, не удосужились узнать, что там написали – или не написали в газете?

– Честно говоря, я собиралась. Но тут всякие обстоятельства… Короче, у меня это вылетело из головы.

– М-да… – произнес Кис озабоченно. – А что за «всякие обстоятельства»?

– Ох, это не имеет никакого отношения к делу! Это личное.

– А все же – расскажите! – задушевно попросил Кис голосом доверенной подружки.

Но его попытка сократить дистанцию не удалась.

– Я же сказала – личное, – неподкупно отозвалась Марина. Лицо ее моментально захлопнулось, обдав холодом, как дверь на мороз.

«Интересно, что за «обстоятельства» так занимают эту девушку? – размышлял Кис, покидая ее ухоженную квартиру. – И что за журналист встречался с Мариной? Да журналист ли?»

Короче, у него появился еще один повод, чтобы заехать к Александре.

Кис у Александры давненько не был – избегал. Со времени их знакомства прошло уже больше года, и Кис с тех пор видел ее всего три-четыре раза, да и то по делам: боялся потерять голову. Эта женщина влекла его к себе неимоверно, свои же шансы Кис оценивал как нулевые, и бесперспективность чувств добивала его окончательно – проще было не встречаться. Сейчас снова возникла необходимость в ее помощи и совете, и он поехал, предварительно созвонившись.

Так было заведено: Александра никогда ему не звонила, не звала – звонил он сам, находя тот или иной предлог. Но Александра всегда ему радовалась, встречая как друга.

Как друга…

Тогда, во время расследования по делу об убийстве Тимура, в котором была замешана Александра, он чувствовал себя куда свободнее. Он нападал, он припирал к стенке бестактными вопросами, он повелевал – он был главным, и от него зависело всё и все. Включая надменную и язвительную журналистку Александру Касьянову.

Но нынче зависимым стал он сам. Теперь у него не было прежнего права следователя и вершителя судеб, а другого права он так и не приобрел.