И он стал смирным, ручным. Он стал другом.

Он всегда приходил без цветов, с бутылкой вина или джина, который она любила, или с конфетами к чаю: он приходил другом, не поклонником, не любовником. Они вместе ужинали, пили вино или джин; они пикировались, они беззлобно ругались, они много смеялись – Александра всегда умела рассказать остроумно и колко о своих светских похождениях… В общем, дивно проводили время как старые добрые друзья.

Это было до бешенства несносно, но это было единственное, что он мог себе позволить. И всё, что ему было позволено.

Лучше, чем ничего.

Лучше, чем ничего?..

И вот он опять ехал к ней – счастливо обмирая в предвкушении встречи и стараясь не думать о том горьком послевкусии, которое эта встреча оставит: одинокий вечер в пустой и неухоженной утробе его квартиры, немного скрашенный присутствием шалопая Ваньки; вечер, когда он вновь останется один на один с растревоженными в душе и теле чувствами…

Александра встретила его радостно. Она как-то похорошела и помолодела за последнее время, видать, прошлое стало потихоньку отпускать ее душу… Ее темно-карие, персидского разреза глаза живо блестели, густые каштановые волосы немного отросли и ладно обрамляли точеный овал лица – по-прежнему стрижка, но уже не «мальчуковая», а более женственная.

Обычно Александра была одета по-домашнему, она, как и Кис, любила дома чувствовать себя комфортно и носила мягкую, не стесняющую движений одежду. И сегодня на ней тоже была одежда домашняя, но какая-то особенная: свободная рубашка-косоворотка из белого шелка с тонким черным кантом по краям и рядом мелких черных пуговок по левому плечу, шелковистые черные лосины. Этот костюм необыкновенно шел к ее высокой тонкой фигуре: полупрозрачный шелк льнул к груди, выдавая два полукружия белого кружева на смутно розовеющей коже, и вольными складками разбегался дальше, неожиданно кончаясь на стройных ляжках, плотно схваченных черными лосинами…

Кис, с трудом оторвав глаза от игры белого шелка, ревниво напрягся: ждет кого-то еще? Для него она так никогда не одевалась…

Александра предложила кофе – совместный ужин сегодня не предвиделся, ей надо было уходить к девяти вечера на очередную тусовку. Оживленно накрывая на стол, она расспрашивала Алексея о делах и о жизни. («Да что ж ты хочешь, чтоб я тебе рассказал? Все как всегда: работаю…» – отвечал Кис.)

Когда дымящийся кофе зачернил две белые чашки, раздался звонок в дверь. Было семь вечера, время для визитов подходящее, и Кис поморщился: в кои веки к ней выбрался, так нет – кто-то приперся! Александра вела весьма светский образ жизни, и неудивительно, что…

Она вернулась из прихожей с букетом красных роз. В сердце больно уколола ревность: никак поклонник завелся! А собственно, отчего бы ему и не завестись… С какой стати молодая красивая женщина будет сидеть в одиночестве? Бури прош­лого немного улеглись, Александра ожила, и душа ее снова готова любить… Разве не так? Разве Кис что-нибудь ей предложил? Смог предложить? Посмел предложить? Разве они чем-то связаны? То-то. И не ворчи, старина. Ты не имеешь права даже на ревность… А то, что это женщина твоей мечты, – об этом знаешь только ты.

Александра небрежно впихнула цветы в вазу, и Кис возрадовался: может, поклоннику здесь не отвечают взаимностью?

– Достал, – произнесла Александра.

– Заметил, – отозвался Кис. – По жесту.

– Вот скажи мне, ты бы преследовал женщину, которую любишь, Алексей?

Ох, как ему нравилось, когда она называла его так: «Алексей…», немного растягивая последний слог! Музыка!

– Если бы при этом она не отвечала тебе взаимностью? – уточнила Александра.

Кис насторожился. Уж не намекает ли она?..

– Нет. Не преследовал бы, – произнес он сдержанно.

– Потому что ты любил бы, – кивнула Александра. – А он – он хочет завоевать. Вопрос престижа. Все бабы писают в трусики, а я – нет. Не может переварить.

Ну да. Александра у нас – звезда журналистики. Дружба с ней считается престижной, а уж положить ее, известную своей дерзкой неприступностью, в постель – это должно быть сравнимо с кубком чемпиона…

– Кто – он?

– Германн.

– Какой Германн?

– Ну ты что, не знаешь? Звезда эстрады. Певец. Дешевка, но смазливый. Волосы длинные, голос бархатный, глазки масленые, голова пустая. Пей кофе, остынет.

Александра придвинула к нему тарелочку с бисквитами. Но новый звонок в дверь снова помешал кофепитию.

– У тебя всегда так? – вдогонку спросил Кис.

Александра вышла в прихожую и открыла дверь.

– Вы Александра Касьянова? – раздался звонкий пионерский голос.

Кис не удержался и высунул нос в прихожую. В дверях стояла невысокая девушка, лет двадцати максимум, крашеная блондинка с неумелым ярким макияжем, напомнившая Алексею Надюху из пивной. Броский фиолетовый наряд с люрексом совершенно не шел к ее простому и вполне миловидному лицу. Если бы не это свежее личико, ее можно было бы принять за потаскуху.

– Для вас – Александра Кирилловна, – сухо ответила Александра. – Чему обязана?

Девушка гордо вздернула носик, но при этом порозовела от смущения.

– Может, вы позволите мне пройти?

– Не позволю. Чему обязана?

– Я – жена Германна!

Александра молча ждала продолжения. Но и девушка молчала, с вызовом глядя на нее.

– И что дальше? – поинтересовалась Александра.

– Я желаю узнать, что у вас с моим мужем!!!

Александра рассмеялась:

– Идите домой, девушка. К мужу. И спросите у него.

– Я спрашивала! Он ответил, что у вас с ним «отношения»!!!

– Вот как? Похоже, мальчик выдает желаемое за действительное.

– А-а, «желаемое»?! Значит, он вас «желает»?!

– Возможно.

– А вы его?

– Я никого не желаю.

– Я вам не верю! Вы его заманили, соблазнили! Иначе бы он не стал за вами бегать! Если он вами заинтересовался, значит, это вы его собой заинтересовали!

Александра расхохоталась:

– Уймитесь, сударыня. Я не заманиваю и не завоевываю мужчин. И если мне случается выбирать, то я выбираю из тех, кто любит меня.

– Так вы же сами сказали, что он вас желает! Он по ночам бредит вами! Он меня Александрой называл, когда мы… В общем, в интимный момент…

Она снова залилась краской, и Кису стало ее жалко. Но Александра оставалась по-прежнему сурова:

– Девушка, вы не обратили внимания на два слова: первое – «выбираю», второе – «любит». Выбираю – это значит не отвечаю любому и каждому, понимаете? А «любит» – это не то же самое, что «хочет». Если у него член готов протаранить брюки, то это называется «хочет…». А дальше подставьте то, что вам больше по вкусу, – хочет: уложить в постель, трахнуть, поиметь, засадить… Впрочем, достаточно. Русский язык богат, но все эти изысканные выражения начинаются со слова «хочет», так что можно им и ограничиться. А я – послушайте еще раз – я-выбираю-из-тех-кто-меня-любит. Понятно?