– Не могу, – честно призналась Надежда.

– Вот и я не смогла бы, если бы своими глазами не увидела! Но самое главное, помолодела наша Маша лет на двадцать. Лицо довольное, глаза прямо светятся… ну, мы к ней, конечно, пристали – как да что. Она нам все подробно рассказала…

Ольга перевела дыхание и продолжила:

– Оказалось, что ее Гастон – это так бельгийца зовут – какая-то важная шишка, то ли министр, то ли что-то в этом роде. И к тому же из очень старинной семьи. У него и квартира огромная в Брюсселе, и замок неподалеку, и яхта имеется – в общем, полный джентльменский набор. А самое главное – влюбился он в нашу Машу до полной потери пульса. Когда он ее стал звать замуж, она сперва заартачилась. Как же так, да мы не в том возрасте, да это так неожиданно… а он ей на это – как раз в нашем возрасте нужно все делать быстро и решительно, потому что времени на раздумья просто не осталось. И вообще мы в нашем возрасте заслужили свою порцию счастья и должны оставшиеся годы прожить в любви и согласии. А также любви все возрасты покорны, и прочие арии из классических опер… в общем, уговорил нашу Машу.

– И что – настоящая свадьба была? – спросила потрясенная Надежда.

– Именно, что настоящая! Мы думали, они скромненько расписались в мэрии – так ничего подобного! Венчались в самом главном соборе, и даже сама королева на свадьбу пришла, поскольку очень этого Гастона уважает. На банкет, правда, не осталась – у нее встреча с испанским принцем была назначена.

– С ума сойти! – выдохнула Надежда.

– Вот именно! А после свадьбы молодые отправились на его яхте на Канарские острова…

– Просто сериал из жизни миллионеров!

Ольга пригорюнилась и добавила:

– Я с тех пор регулярно в тот книжный магазин захожу, но результата ноль. Видно, туда только один раз бельгийский министр случайно завернул…

– А до этой Марьи Андреевны у вас кто корректором работал? – спросила Надежда, вспомнив о цели своего визита. – Ты же говоришь, она у вас только пять лет отработала?

– До нее? – Ольга задумалась. – Ах ну да, до нее работал Сигизмунд Болеславович, милый старичок. До перестройки он работал в «Ленинградской правде», там за пропущенную ошибку можно было и срок получить, так что он был очень внимательный, каждый знак проверял, каждую букву.

– А что же с ним случилось? Неужели женился?

– Да нет, что ты! – Ольга улыбнулась. – Какое там! Глаза испортил, почти ослеп. Так что пришлось ему уйти на пенсию. У корректоров это вообще часто бывает. Очень не хотел уходить, пенсия маленькая, но что поделаешь…

– А до него?

– Ну, до него у нас одна девушка работала, точнее – молодая женщина. Лена Северцева. Тоже, кстати, очень грамотная, но маленько не в себе, со странностями.

– В каком смысле – не в себе? – насторожилась Надежда.

– В самом прямом. Иногда вдруг замрет, как статуя, и смотрит прямо перед собой, как будто привидение увидела. Или сама с собой разговаривает, сама с собой о чем-то спорит…

Ольга погрузилась в воспоминания.

– Дочка у нее была, очень славная девчушка. Лена иногда ее на работу приводила, оставить не с кем было… такая хорошая девочка – сядет в уголке и играет. Мы ей ненужные корректуры давали, так она из них складывала кораблики, самолетики, кукол…

– Что, эта Лена с мужем развелась?

– Да нет, она замужем и не была никогда. Вроде бы, кто-то говорил, она была студенткой и влюбилась в преподавателя. Он ее бросил, и кажется, даже не знал, что она беременная. В институте страшный скандал был, ее исключили… вот тогда она к нам и устроилась. Только недолго она у нас проработала…

Ольга замолчала, полностью уйдя в воспоминания.

– А с ней что случилось? – напомнила о себе Надежда.

– Вот именно, случилось… – Ольга тяжело вздохнула. – Пыталась она покончить с собой. Выбросилась в окно…

– Насмерть?! – испуганно спросила Надежда.

– Нет, выжила… да только лучше бы насмерть!

– Что ты такое говоришь!

– Я знаю, что говорю! – жестко ответила Ольга. – Жива-то она осталась, только повредила позвоночник и с тех пор прикована к инвалидному креслу. И голова у нее совсем отказала, никого с тех пор не узнает, ничего не понимает. Как говорят, в настоящий овощ превратилась. Так что, согласись, такая жизнь хуже смерти…

– И где она сейчас?

– Тогда ее поместили в четвертую психоневрологическую больницу. Это которая за городом, неподалеку от Лахты. Но с тех пор много лет прошло, так что не знаю, жива ли она.

– А что с ее дочкой?

– Про дочку ничего не знаю, – неохотно призналась Ольга. – Вроде бы взяли ее к себе какие-то дальние родственники. Я хотела ее проведать, узнать, как да что, да закрутилась тогда… понимаю, конечно, что свинство, но ты вспомни, какая тогда жизнь была! Самые трудные годы. Все думали только о том, как самим выжить!

– А когда это все случилось?

– Да примерно двадцать лет назад… помнишь, как тогда трудно жили? А что это мы вдруг ударились в воспоминания? Значит, корректором ты не хочешь работать?

– Нет, ни в коем случае! Вот если бы у вас была надомная редактура какого-нибудь технического пособия, я бы взялась…

Подруги еще немного поговорили, и Надежда отправилась восвояси.

«Вот, значит, как… – думала Надежда в метро, – теперь ясно, отчего Беневоленский поверил, что Соня – его дочь. Она и есть его дочь. Лена Северцева родила ее, а он никогда об этом не узнает. Потому что не от кого, Соня сама не в курсе. А кто-то про это знал. И втянул Соню в некрасивую историю, использовал ее втемную…»

Надежда спохватилась, что время позднее, а у нее дома, кроме голодного кота, нет ничего. Сосисок, что ли, у метро купить?

На эскалаторе ее настиг звонок мужа, он сообщал, что задерживается – важные переговоры продолжаются.

«Ой, как хорошо!» – едва не сказала Надежда, но вовремя опомнилась.

Завтра с утра она поедет в больницу и выяснит там все, что можно про Елену Северцеву. Что-то подсказывало ей, что Елена жива и Соню просто шантажируют здоровьем ее матери.

* * *

– Кто психическую больницу спрашивал? – Водитель рейсового автобуса затормозил и открыл переднюю дверь.

Надежда поблагодарила его и вышла из автобуса.

Впереди, всего в каких-нибудь двадцати метрах, виднелся глухой бетонный забор больницы.

Она пошла вдоль забора к воротам. Вдруг совсем рядом с ней раздался шепелявый голос:

– Тетенька, постой!

Обернувшись, она увидела в заборе круглую дыру, в которую выглядывала небритая и какая-то перекошенная физиономия.

– Тетенька, постой! – пробасило это существо.