Т-34 с 76-мм пушкой. Её бронебойный снаряд пробивал броню толщиной 61 мм на дальности 1000 м и 69 мм – на 500 м. Броня: лобовая – 45, борт – 45, башня – 52 мм. Немецкий средний танк T-IV H имел броню толщиной: лобовая – 80, борт – 30, башня – 50 мм. Бронебойный снаряд его 75-мм пушки на дальности до 2000 м пробивал броню более 63 мм. Немецкий тяжёлый танк T-VIH «Тигр» с 88-мм пушкой имел броню: лобовую – 100, бортовую – 80, башни – 100 мм. Его бронебойный снаряд пробивал броню толщиной 115 мм. Броню «тридцатьчетверки» пробивал на дальности до 2000 м. Таким образом, советским танкистам нужно было, во-первых, стрелять по бортам и башне средних и только по бортам тяжёлых вражеских танков и, во-вторых, приближаться к тяжёлым танкам на расстояние менее 500 м.

В ожесточённых боях 12 и 13 июля ударная группировка противника была остановлена. Какую цену заплатили за это советские войска – неизвестно. Манштейн пишет, что «к 13 июля противник потерял на фронте «Цитадель» уже 24 000 пленными, 1800 танков, 267 орудий и 1080 противотанковых орудий».

Однако немецко-фашистское командование не отказалось от намерения прорваться к Курску в обход Обояни с востока. Тот же Манштейн утверждает, что в это время сражение только достигло своей высшей точки, и скоро должно было решиться – победа или поражение.

13 июля Клюге и Манштейн были вызваны в ставку Гитлера на совещание. В самом начале этого совещания Гитлер заявил, что в связи с высадкой союзников на Сицилии и угрозой высадки их десантов в Италии и на Балканах, «операция «Цитадель» не может дальше продолжаться». В то же время войскам Манштейна было разрешено «попытаться разбить действующие на ее фронте части противника».

В свою очередь советские войска, участвовавшие в контрударе Воронежского фронта, делали всё, чтобы выполнить поставленные им задачи. Противоборство двух группировок – наступавшей немецкой и наносившей контрудар нашей – продолжалось вплоть до 16 июля, в основном на тех рубежах, которые они занимали. В эти 5–6 дней (после 12 июля) шли непрерывные бои с вражескими танками и пехотой. Атаки и контратаки сменяли друг друга днем и ночью.

16 июля 5-я гвардейская армия и её соседи получили приказ командующего Воронежским фронтом о переходе к жёсткой обороне. Требование о совершенствовании обороны с развитой системой огня и инженерно-минных заграждений штабом фронта подтверждалось до 18 июля.

До 16 июля немецко-фашистские войска ещё удерживали захваченные ими рубежи. Но, как пишет Манштейн, «командование группы вынуждено было прекратить сражение еще до его окончания, может быть перед самой победой, по крайней мере, на нашем фронте… Нам удалось, по меньшей мере частично, разгромить наряду со стрелковыми дивизиями и танковыми бригадами противника, которые с самого начала были на этом фронте, также и большое количество подвижных соединений его оперативных резервов… Они потеряли пленными около 34 000 человек, число убитых достигало приблизительно 17 000… Потери обеих немецких армий составили 20 720 человек, в том числе 3330 убитыми. Все дивизии, за исключением одной танковой дивизии, оставались боеспособными».

Споры об истинных потерях советских войск в битве под Курском все еще ведутся. В книге «Россия и СССР в войнах XX века» говорится о 73,3 тыс. безвозвратных потерь и 107,5 тыс. санитарных. При этом только один Воронежский фронт потерял 27,5 тыс. безвозвратно и 46,3 тыс. ранеными и больными.

17 июля противник начал отвод своих соединений на исходные позиции.

Так что оборонительные действия советских войск в районе Прохоровки – это не только 12 июля 1943 года. Конечно, день 12 июля – это разгар сражения, его переломный момент. Но танковое сражение составляло лишь часть семидневного Прохоровского сражения. И не одной только 5-й гвардейской танковой армии. И встречные бои в районе Прохоровки шли и до 12 июля и после, и не только в полосе контрудара 5-й гвардейской танковой армии. Отражение мощнейшего удара войск группы армий «Юг» было достигнуто в результате общих усилий войск Воронежского фронта с участием стратегических резервов. Благодаря мужеству, стойкости и героизму солдат и офицеров всех родов войск удалось выстоять, а выстояв – победить. И не всё так красиво и правильно было в организации и ведении боёв в этом районе, как это написано в ряде опубликованных работ. С.П. Иванов писал: «Вследствие имевших место недочётов в организации ввода соединений и объединений в сражение, а также упорства противника, эти контрудары не привели к восстановлению прорванного фронта обороны».

Таким образом, самая активная фаза Курской битвы – танковое сражение под Прохоровкой – не следует рассматривать, как выдающуюся победу Красной Армии. В то же время это и не было победой вермахта, войска которого не достигли поставленных целей. По сути дела, это был лишь один из ярких эпизодов Великой Отечественной войны, позволивший советским войсками закрепить победу над противником, начало которой было положено в полях Подмосковья, а первые настоящие удачи – под Сталинградом. Через два года после начала Великой Отечественной войны гитлеровская Германия, исчерпав свои физические и моральные силы, все еще яростно огрызаясь, постепенно отступала к пропасти весны 1945 года.

Тайна Знамени Победы

Так уж сложилось в военной истории, что разгром врага символизировался принятием его капитуляции и водружением знамени победы над его столицей или лагерем. И Великая Отечественная война не была исключением из этого правила. Для принятия вражеской капитуляции на Берлин заблаговременно был нацелен ближайший соратник И.В. Сталина Маршал Советского Союза Г.К. Жуков. Но до весны 1945 года над вопросом о том, кто водрузит Знамя Победы над поверженным Рейхстагом никто серьезно не задумывался. Правда, первое упоминание о Знамени Победы датируется 6 ноября 1944 года. Именно в этот день Сталин на торжественном заседании Моссовета призвал советских воинов «добить фашистского зверя в его собственном логове и водрузить над Берлином Знамя Победы». Но это были только слова. До водружения знамени над Берлином оставалось семь месяцев войны, многие километры пути, огромные человеческие жертвы…

В очередной раз вопрос, связанный с победными знаменами над Берлином встал 16 апреля 1945 года, в самом начале Берлинской наступательной операции. Тогда член Военного совета 1-го Белорусского фронта К.Ф. Телегин отдал указание военным советам 5-й ударной, 8-й гвардейской, 69-й, 1-й и 2-й гвардейских танковых армий об изготовлении красных боевых стягов для водружения над правительственными зданиями в Берлине. В частности, он требовал обеспечить изготовление и вручение соединениям первого эшелона красного боевого стяга размером 1,5 на 3 м для водружения их над правительственными зданиями Берлина, предупреждая, что «порядок водружения и оформления этого будет указан дополнительно».

20 апреля вечером Г.К. Жуков отдал боевое распоряжение командующему 2-й гвардейской танковой армией с требованием первыми ворваться в Берлин. В нем,