по улице Волковской. Но фабрика была небольшой, дружинников не было, лишь только фабричная охрана, которую на паритетных началах назначали хозяева из акционерного общества «Иванов и Гольдберг». И если хозяйские охранники назывались сторожами и оружия не имели, то избранные из числа рабочих восемь охранников были вооружены винтовками «Бердана» и револьверами и назывались милиционерами.

Среди объявлений у ворот фабрики, что охраняли два охранника — с винтовкой и палкой, висело, в числе прочих вот такое решение:

'№ 8

Постановление фабричного комитета макаронной фабрики акционерного общества «М. Иванов и Н. Гольдберг»' с определением обязанностей милиционеров, охраняющих фабрику.

Так как по сие время не существовало правила для милиционеров по отношению ответственности их долга по службе, рабочий комитет обратил серьезное внимание на это и постановил вменить в обязанность каждому милиционеру следующее: 1) Каждый милиционер будет иметь удостоверение фабрики за подписью рабочего комитета, в котором указан № винтовки и количество патронов, имеющееся у милиционера, стоящего на посту. 2) Каждый милиционер, сменяющий пост, должен сдать ту винтовку за № и количество патронов, указанное в удостоверении. 3) Милиционеры не имеют права уносить винтовки на квартиру, за неимением таковых.1 4) Револьвер имеет право носить каждый милиционер. 5) Каждый милиционер не должен покидать своего назначенного поста как-то: уходом на квартиру и прочие места без доклада караульному начальнику или милиционеру, несущему дежурство на ближайшем от него посту. 6) Милиционеры имеют право отлучаться в караульное помещение как-то: для питья чаю и обеда, но не на долгое время. 7) Все патроны и винтовки должны быть в одном месте и выдаваться одним лицом или своим начальником, или его заместителем. 8) Все милиционеры должны изучить ружейные приемы и строй для того, чтобы милиционеры представляли из себя Красную гвардию, т. к. рабочий комитет считает это необходимым для защиты революции. 9) Занятия должны происходить во время несения поста, каждый день по 1 часу. 10) Для учения должны избрать из своей среды умелого солдата, который и будет обучать строю. 11) Все милиционеры должны вести вежливое отношение к гражданам и также между собой.'

Поняв, что взаимодействие с местными рабочими дружинами пока не получается, я плюнул и заехав в трактир у Московских ворот, сдал ожидать прибытия сил и средств.

Местные хулиганы, отоспавшись, выходили на свой промысел не раньше обеда. Так как бить ноги, добираясь до центра Санкт-Петербурга пешком, эти ребята не желали, а поймать извозчика в этой рабочей слободке было невозможно, то молодые люди, сбиваясь в стаи по десятку человек, в своих красных кашне, загружались в трамваи маршрутов «Одиннадцатый» и «Шестнадцатый», и, с комфортом и совершенно бесплатно, ехали в центр.

Так было уже много лет, но не сегодня. На перегоне, за Воскресенским Новодевичьим монастырем, между грузовой станцией Растеряево и утилизационной площадкой городской скотобойни путь трамваю перегораживала телега, а вагон окружала толпа людей в военной форме, после чего, под довольные улыбки вагоновожатых и кондукторов, из вагона выводились все дерзкие ребята с красными кашне, и трамвай весело бежал по рельсам дальше.

Выгруженных из вагона безбилетников, заботливо окружив частоколом штыков, отводили в сторонку, обыскивали, связывали и укладывали на землю. Несогласных и не готовых к сотрудничеству успокаивали прикладами. Задержанных грузили в грузовики (один наш, второй был взят в аренду в школе прапорщиков инженерных войск по улице Кирочной).

На случай всяких неприятностей, за кладбищем монастыря у меня прятался дополнительный аргумент — сотворенный в мастерских купца Пыжикова броневик «Борец за свободу».

К моему удивлению, операция прошла успешно. Было задержано и доставлено в подвалы великокняжеского дворца пятьдесят три человека, которых я, как сельдей в бочку, велел запихивать по тесным камерам подвала. Через три часа, ближе к вечеру, я дал команду операцию по изъятию хулиганов завершать, всем задействованным милиционерам возвращаться в расположение, ибо, как мы не таились, но на слободе началась паника и в скором времени стоило ожидать визита каких-то вооруженных сил. Хулиганы конечно тоже были экипированы, два десятка пистолетов и револьверов, ножи, гирьки на кожаных шнурках, какие-то дубинки… Но, когда солдаты, на которых они, привычно, не обращали внимание, внезапно упирают в тебя многочисленные стволы, вся блатная спесь исчезает без следа.

До ночи были допрошены полтора десятка человек. Сломались практически все. А чего вы хотели? Когда тебя, такого красивого, от которого в испуге шарахается половина Санкт-Петербурга, привыкшего к абсолютной безнаказанности, среди бела дня какие-то солдаты с повязками «милиция», выволакивают из трамвая, и прикладами и пинками гонят на обочину, где обыскивают связывают и бросают мордой в весеннюю грязь, а потом, как тушу со скотобойни, закидывают в кузов грузовикаи везут в какое-то узилище, где в темном подвале чьи-то отчаянные крики обрываются оглушительными выстрелами, поневоле станешь вежливым и откровенным, мечтающим лишь об одном — побыстрее попасть под суд, главное, остаться живым, выскользнуть из этого страшного места. Но это было не последнее потрясение для задержанных.

После полуночи, в притихшем подземелье вновь загремели засовы, двери камер приоткрылись чуть-чуть, а в тусклом свете фонарей опять блеснули штыки.

— Чью фамилию выкликну, выходит из камеры спиной вперед и стоит на пороге. — из полумрака раздался чей-то равнодушный голос. Попытка толпой навалится на дверь ожидаемо провалилась — вмурованный в пол стопор не позволил открыть дверь шире, несмотря на все усилия хулиганов, тюремщики уколами штыков отогнали узников от двери, а через пару минут, приоткрыв дверь на мгновение, закинули туда какую-то бомбочку-вонючку, изрыгающую белый дым с резким запахом хлора и просто ушли. Во второй камере, чьи обитатели слышали все, что произошло с их товарищами, все прошло без эксцессов.

Хулиганам опять вязали руки за спиной, вешали на шею белую табличку с порядковым номером и выводили на улицу. В одном из коридоров, мимо которого они проходили, до сих пор пахло порохом и кровью, поэтому люди старались двигаться быстрее, и не злить конвоиров. Тем более, что один из милиционеров, на вопрос молодого парня- «Куда нас сейчас?», шепнул, не разжимая губ: «В тюрьму».

Эта новость, быстрее пожара, облетела короткий, приободрил людей. Тюрьма была привычным и понятным местом, а, в последний год, даже не страшным, особенно, в сравнении с этим жутким подвалом.

Перед строем вышел офицер и обведя задержанных взглядом тухлой рыбы, негромко сказал:

— Конвоируемые, предупреждаю один раз. Беспрекословно выполнять команды конвоя, который имеет приказ стрелять без предупреждения. Шаг в сторону считается побегом, прыжок на месте –провокацией. Направо. Шагом марш.

По набережной реки мойка, мимо мрачных стен морской исправительной тюрьмы, где с пятнадцатого года