— Это Прасковья, продавщица в местном магазине, — сообщила шепотом мне Василиса.

— Вы можете мне описать этого друга? Может, Степан его как-то называл? — спросил я.

— Пашкой он его звал. Точно Пашкой, — вспомнила Прасковья.

Она как могла, в меру своих талантов, описала друга Корнилова. Что-то было знакомое в ее описании. Я сразу это зацепил.

Дальше говорили другие.

Я обратил внимание, что большая часть людей была из числа «неохваченных». Здесь просто заповедник для нашего брата. Только у пятерых мужиков я увидел в ушах коробочки нейрофонов. Все они были из числа сезонных рабочих.

Я внимательно выслушал всех, кто видел накануне вечером Степана Корнилова и его товарища, а также соседа Фомича, которому довелось говорить с другом Степана утром. Все они описывали одного и того же человека, разнились только в деталях. Прасковья, продавщица, говорила, что он хромал на левую ногу. Бабка Степановна, соседка слева, говорила, что на правую. Фомич, сосед справа, утверждал, что он печатал шаг, как бывший военный.

Пока они описывали друга погибшего, приехала пожарная команда. Они развернули шланги и стали тушить дом. Ко мне подошел старший расчета, я представился ему как майор полиции Михаил Андреев. У меня для такого случая липовые корочки были заготовлены. Сказал, что приехали в гости к Степану, когда увидели, что его дом горит. Отступать от первоначальной версии нельзя. Потом настоящие полицейские опросят свидетелей пожара и сопоставят показания. И у всех они будут одинаковыми. Это хорошо. Старший расчета майор Петр Иванов пообещал доложить, будет ли обнаружено тело, когда пожар будет потушен.

Я вернулся к опросу свидетелей, и через некоторое время меня осенило. Я, кажется, понял, о ком говорили все дачники. Я достал из машины досье, собранное майором Щегловым, и достал фотографию моего последнего подозреваемого, Павла Трофимова, главного оружейника Юго-Западной группировки повстанцев. Я показал фотографию свидетелям, и они все как один опознали в нем друга Степана.

Все элементы пазла встали на свои места.

Мы дождались, когда пожар потушили и пожарники вошли внутрь. Через несколько минут мы знали, что пожар имел искусственное происхождение, а главное, в доме есть тело. Погибший никак не мог выбраться из охваченного пожаром здания, поскольку его руки и ноги были связаны проволокой. Сомнений у меня не было, это был Степан Корнилов. И я также не сомневался, что наша крыса — это Павел Трофимов по прозвищу Прапорщик.

Свидетели показали, что у покойного Степана Корнилова был красный «Форд Фокус». Такие данные имелись и в досье, переданном мне майором Щегловым. Так что теперь на счету Павла Трофимова было не только предательство, работа на врага, убийство наших братьев, но и угон. Надо бы объявить машину в розыск, и тогда мы быстрее сможем найти ренегата. Но Щеглову сейчас не до меня. К тому же это не его территория. Так что придется ждать, когда приедет полиция, проведет следственные мероприятия и в процедурном порядке подаст машину в розыск.

Мы же не могли терять время. Прапорщик опережал нас на несколько часов. Я нашел в досье адрес его квартиры, и мы выехали в город. Гнать пришлось на пределе. Я чувствовал себя как герой сказки, который должен бежать изо всех сил, чтобы оставаться на месте. Мне казалось, что Трофимов смеется над нами. Что бы мы ни делали, как бы ни действовали, он всегда опережал нас на несколько шагов. В хитрости и уме ему не откажешь. Что могло толкнуть такого человека, как Прапорщик, на предательство? Вот самый главный вопрос. Надо не просто выкорчевать заразу под корень, надо понять причину, по которой она заводится. И тогда можно провести профилактику и не допустить ее появления в будущем.

Павел Трофимов жил на Туристской улице в одном из новых высоких домов, которые пузатыми великанами возвышались над проезжей частью. Первый этаж нужного нам дома занимала пиццерия «Дон Карлеоне», пекарня «Три пирожка», пивоварня «Суслов», супермаркет «Перекресток», аптека «Радуга» и частный детский сад «Лебединая стая». Странное название для садика. Очень домашний, уютный район, где, кажется, не может ничего плохого произойти, где нет зла, только лишь любовь и всепоглощающая доброта. Но это очень обманчивая и лживая вывеска. В этом доме, как и в других таких же, сидели внутри термиты зла, которые разъедали его изнутри. И если не контролировать их численность, то скоро весь мир полетит в тартарары. И всегда этот контроль помогал поддерживать баланс сил, только вот с появлением «охваченных» баланс оказался нарушен. Мы пробовали бороться. Мы боролись. Мы пытались восстановить статус-кво, но безбожно опаздывали, бежали вдогонку за поездом, пытаясь заскочить в последний вагон. У меня складывалось такое чувство, и я ничего не мог с собой поделать.

Оно особенно усилилось, когда мы оказались перед пустой квартирой. Никто не отвечал на звонок. Тогда я решился на проникновение. Отмычками вскрыл квартиру, и мы вошли внутрь. Со стороны могло показаться, что хозяин долго возится возле двери из-за заевшего замка. Ничего подозрительного. На взломщиков мы точно не походили.

Детальное обследование квартиры показало, что здесь давно никто не живет. По крайней мере, протухшая и покрывшаяся плесенью селедка в холодильнике указывала именно на это. Кто куда, а Василиса первым делом полезла в холодильник. Не знаю уж, собиралась она подкрепиться на халяву или просто профессиональное любопытство, но вышла она из кухни, побледневшая, со слезами на глазах.

Я включил компьютер, стоявший в гостиной, связался с Роговым и при помощи «Руки» вошел в систему. Дав возможность Максу покопаться внутри, я вышел на балкон. Восьмой этаж. Перед взором расстилалась панорама нового района: дома, детские площадки, десятки припаркованных автомобилей. Ничего странного и подозрительного. Мир как мир. Только вот он уже был не наш, вернее, не до конца наш. Захват мира произошел быстро и незаметно для простых людей, а не простые люди, уверен, все знали и торговались за лучшие места в новом мироустройстве.

Что-то мелькнуло справа. Я резко обернулся. На соседнем балконе стоял человек в черном с коробочкой нейрофона в ухе. Он целился в меня из пистолета. Выстрел. Пуля пробивает застекленный балкон и устремляется ко мне. Я падаю боком в комнату, выхватывая «Макаров». Назад на балкон. Два выстрела с ходу. Балконное окно стеклянным градом осыпалось на мостовую. Надеюсь, там никто не прогуливался в этот момент или хотя бы не было мамаш с колясками. Человека в черном на соседнем балконе не было. То ли он мне примерещился, то ли теперь стоило ждать гостей.

Василиса и Кощей были уже во всеоружии в коридоре. Я активировал нейрофон и перевел его в игровой режим. Обычная современная квартира растаяла, и на ее месте проступило древнеримское жилье. Белые оштукатуренные стены с потрескавшимися фресками, изображавшими непристойные картинки, большая деревянная кровать с одеялами и подушками, кованый столик, на котором стояла пустая ваза для фруктов, и большой резной стол в дальнем углу комнаты. На нем стоял монитор, похожий на каменный домашний оракул.