Брат не проронил ни звука. Похоже, его эта перспектива потрясла не меньше меня. В предложении Сабина была логика, и при иных обстоятельствах Гай с готовностью поддержал бы его. Но преемственность императоров – тонкая штука. Когда после Августа Тиберий стал императором, не все шло гладко, и теперь достаточно будет малейшего толчка со стороны власть имущих, чтобы в праве Калигулы на престол засомневались. И никакая поддержка преторианцев не поможет. Невозможно проклясть Тиберия и при этом не бросить тень на всех, в ком течет его кровь, в том числе – на моего брата. Такой шаг серьезно пошатнет его положение. И значит, Калигула не может проклясть Тиберия без риска для себя самого.

Сабин нетерпеливо ждал ответа. Сидящие рядом с ним сенаторы согласно закивали головами, и этот настрой быстро распространялся по всей базилике. Мысленно я призывала брата срочно исправить ситуацию.

Наконец Калигула распрямил плечи и выбросил вперед руку:

– Станете ли вы обвинять великого Юпитера в смерти своих близких только потому, что его брат Плутон – хозяин подземного мира? Разумеется, нет. И точно так же вы не станете судить моего предшественника за преступления Сеяна. Не будем забывать, что кровожадного префекта казнили – и таким образом удалили из ваших жизней – по приказу того самого Тиберия, чью память вы хотите проклясть.

Этот аргумент моментально переломил настроение публики, и я улыбнулась: до чего же брат умен! Он не стал оправдывать злодеяния Тиберия, но очень ловко использовал имя одиозного префекта, для того чтобы перенаправить ненависть публики. Сеян уже получил по заслугам, и никто не стал бы его защищать.

– Я не могу согласиться на осуждение памяти Тиберия, – провозгласил Калигула и, едва рассерженный Сабин открыл рот, чтобы возразить, остановил его властным жестом. – Не дави на меня, ибо мое решение окончательно. Однако я готов сделать одну уступку тем, кто по-прежнему испытывает обиду на моего предшественника: похоронят его как обычного гражданина и члена семьи в мавзолее с его предками, но в память о тех, кто по его вине был убит или обездолен, ни погребальных игр, ни указа о прославлении и обожествлении не будет. Никто не скажет, что Тиберий восседает среди других богов или что он подобен богу так же, как Август. Храмов в его честь не воздвигнут. Так я повелел.

Опять наступила долгая пауза. Сенаторы вокруг Сабина закивали в знак если не согласия, то понимания. Сам же смутьян имел вид недовольный, но, осознавая, что поддержка тает под натиском контраргументов, тоже – через силу – кивнул. Он и Калигула еще некоторое время мерили друг друга взглядами, пока наконец какой-то смельчак не поинтересовался, как обстоят дела с завещанием Тиберия.

Десять раз стукнуло мое сердце, прежде чем Калигула оторвал взгляд от каменной фигуры Сабина, которая так и высилась посреди моря сидящих сенаторов.

– Последнее завещание старого императора довольно краткое, – объявил мой брат. – Однако в предыдущих его версиях упоминались дары, и я в знак своей благосклонности намерен их дать. Вернусь я и к завещанию великой матроны Ливии, которое было ревниво припрятано после ее кончины. Все эти завещания будут обнародованы в табуларии, чтобы любой римлянин мог ознакомиться с ними. Ливия завещала три сотни сестерциев главе каждого домовладения в империи, а Тиберий в пору процветания Рима обещал своим подданным в общей сложности сорок пять миллионов сестерциев.

Слушатели хором ахнули. Суммы поражали воображение, ну а служители эрария, полагаю, были близки к обмороку. Завещанные Ливией суммы будут хотя бы частично оплачены из ее немалого состояния, а вот обещания Тиберия придется исполнять за счет государственных денег или каких-то иных источников.

– Казна не сможет обеспечить такие выплаты! – выпалил Сабин.

Взгляд Калигулы вновь остановился на сенаторе. Даже издалека было заметно, как подергивается верхняя губа брата, а край тоги он сжимал с такой силой, что костяшки пальцев стали белее ткани. Таким он бывал в юности, перед тем как сойтись в очередной братской ссоре с Друзом.

– Казна, как любезно подсказывает нам сенатор Кальвизий Сабин, не в состоянии предоставить нужные средства, по крайней мере, до тех пор, пока не поступили свежие налоговые сборы. И потому недостающие суммы будут покрыты из моих личных средств.

Сенаторы восхищенно притихли. Об этом благодеянии сложат легенды. Оно поднимет репутацию Калигулы во всех уголках империи. И вдруг…

– Вот так новый император покупает нашу преданность! – фыркнул Сабин.

Дыхание у меня перехватило. Калигула разом побледнел, и всю базилику накрыло толстое одеяло тишины. Я думала, что брат сейчас взорвется, но он просто глянул в сторону на кого-то невидимого, и через миг из толпы зрителей вышли крепкие мужчины и окружили сенат. На них были такие же белые тоги, как и на большинстве остальных горожан, но те, кто часто бывал при императорском дворе или на Палатине, могли различить под их одеяниями характерный бугор на правом боку. Это был спрятанный меч, и он выдавал в них преторианцев.

В базилике по-прежнему царило молчание, однако появление этих новых широкоплечих, невозмутимых участников заседания не осталось незамеченным, и за считаные секунды вокруг Сабина образовалась пустота. Тот не сдавался, но напрочь лишился поддержки среди сенаторов. К худу ли, к добру – так Калигула показал, что слабым императором он не будет.

– Я вдруг заметил, что здесь невыносимо душно, – с утомленным видом заявил мой брат, при этом буравил Сабина взглядом. – Хорошего дня.

Без дальнейших церемоний он повернулся и, плотно запахнув на себе тогу, вышел из базилики через колоннаду. Краем глаза я видела, что Силан и Макрон стоят возле преторианцев и что-то напряженно обсуждают. Я не стала дожидаться Друзиллу с Агриппиной, не попыталась отыскать мужа, а просто поднялась со своего сиденья. Воины, охраняющие нас, замялись, они не знали, следовать ли им за мной или, наоборот, нужно попытаться остановить меня. В конце концов через толпу со мной двинулись четверо из них. А я спешила за братом, который уже вышел на Форум в сопровождении восьми преторианцев.

Догнала я его, когда он сердитым широким шагом миновал храм Диоскуров и приближался к фонтану Ютурны. Направлялся он к вершине холма. Охранники растянулись вокруг него кольцом, чтобы не стеснять императора и в то же время сдерживать любопытных и просто прохожих. Мне пришлось семенить рядом с Калигулой самым неприличным образом, иначе я на своих куда более коротких ногах за ним не поспевала.

– За эту милую сценку Сабина в порошок сотру! – процедил он, когда заметил меня.

– Только не совершай опрометчивых поступков.

– Они уже были моими! – вспылил Калигула. – Сенаторы, я имею в виду. Уже готовы были носить меня на руках, и стоило мне это всего-то несколько монет! А эта крыса Сабин все испытывал мое терпение. – При этих словах он внезапно остановился, и я даже пробежала вперед, пока не сообразила, что он отстал и мне нужно вернуться. – Ливилла, из-за этого человека я утратил самообладание, и за это я злюсь на себя даже сильнее, чем на него. Мне представлялось, что раз мы освободились от Сеяна и Тиберия, раз я стал хозяином Рима, то больше не нужно следить за каждым своим словом. Теперь ясно, что я ошибался. Игра продолжается, но на этот раз я играю с тем, кто мне подчиняется. Да будь он проклят за то, что довел меня до бешенства! Я был твердо настроен сохранять спокойствие, но Сабин никак не мог остановиться! Точно так же мы спорили с Друзом, когда брат отказывался слушать. А преторианцы находились у базилики только для порядка, не для угрозы. Несносный Сабин!