Ликург не дает ей умереть от удушья. Он подходит к ней, прижимает коленом к земле и ножом вспарывает ей брюхо. Ее глаза широко раскрываются, жабры судорожно глотают ненужный воздух. Ликург засовывает руку в рану и вытаскивает наружу внутренности. Затем он переворачивает ее и тем же ножом счищает чешую. На земле сверкают десятки перламутровых пластинок. Ее тело пульсирует. Когда же она умрет? Она бессмертна?

Хулия шмыгает носом. Сдерживаемый плач? Начало простуды? Не пойму. Нас разделяют тысячи непроизнесенных слов, недавних и свежих обид. Не исключено, что она переживает из-за меня, а не из-за Ринго. Несмотря ни на что, предпочитаю думать, что она страдает из-за рыбы. Ринго стоит на девятьсот слез больше, чем я. Он был стойким и выдающимся водяным пенисом. Пенисом без хозяина и души, век его был короток – длиною в одну эрекцию. Оплакивать его в самый раз своенравной молодой вдове.

Во вторник я пришел в контору к Ликургу и первым делом обвинил его в садизме. В комнате ожидания сидели два клиента. Он не спешил принимать их, чтобы они думали, будто имеют дело с очень занятым адвокатом. В очередях к настоящим профессионалам клиентура насиживает мозоли на заднице. Ликург, по его мнению, не какой-то там бармен, чтобы бегать за заказами.

– И это ты обвиняешь меня в жестокости по отношению к той рыбине? Вижу, ты по уши увяз в благотворительных чаепитиях своей тещи. Держись подальше от этих женщин, пока они окончательно не затянули тебя в свои нелепые кампании.

– Существуют более гуманные способы ликвидации животных.

– По-твоему, мне нужно было вызвать анестезиолога? – сказал он и, повысив голос, заметил: – Возможно, ты прав. Эта рыба заслужила лучшую участь. Она достойна награды за спасение нашего шоу. Хустина ничего не заподозрила… Предполагаю, Талия тоже. Для тебя, конечно, пикник закончился печально. Я знаю, что вы с Хулией поссорились. Если бы не ваша ссора, сейчас ты чувствовал бы себя лучше и не переживал из-за жестокого обращения с животными.

Он предложил мне сигару. Я согласился, не взглянув на марку: отечественный табак третьего сорта. Я с трудом сдерживал напиравший кашель.

– Смотрю, ты загрустил, упал духом. У тебя красные глаза, как будто ты плакал. Похоже, Хулия поставила тебе шах и мат в первой же партии, – произнес Ликург с участием в голосе.

– Хулия не поставит мат и бездомному, не говоря уже обо мне… Скорее всего, я перегрелся. От жары всегда чувствую себя неважно.

– Не ври мне. Мы одним лыком шиты. Тебе больше незачем все от меня скрывать. Я наконец-то узнал, кто Муза. У тебя отличный вкус!

Я расхохотался.

– Ха-ха-ха. Ты думаешь, что Хулия – это Муза? Не оскорбляй царицу Савскую сравнением с сопливой Хулией. То, что произошло между мной и моей безответственной золовкой в субботу, всего лишь эффект опьянения. Она нюхнула алкоголя и лишилась разума. Это никогда больше не повторится. Я хочу забыть о случившемся и прошу тебя также об этом не вспоминать… Представь, что будет, если тесть с тещей узнают, они меня кастрируют.

– По твоему лицу не скажешь, что это было мимолетное увлечение и что оно закончилось.

– Ну, если ты мне не веришь…

– Я тебе верю. Но не понимаю отсутствия у тебя интереса к ней. У тебя в руках восхитительная самочка, а ты от нее отказываешься, как от последней дурнушки. На день рождения подарю тебе очки с диоптриями.

– Восхитительная самочка? Ликург, ты заблуждаешься. Ты не рассмотрел ее внимательно. Я познакомился с ней близко и не сказал бы, что она красавица. Ты заметил ее растяжки на бедрах? И это в двадцать один год. А это угроза целлюлита. Пока незаметного, но неизбежного. И характер у нее как у тюремщицы.

Ликурга позабавил перечень изъянов Хулии. Он прервал их перечисление, чтобы признаться:

– Знаешь, я тебя понимаю. Ясно, что проблематично любить сестру жены. Ночью в субботу, когда мы с ней пошли купаться, я не притронулся к ней из-за нашей с тобой дружбы. Я был готов поклясться, что Хулия – это Муза… Твое объяснение успокоило мою совесть и дало зеленый свет, чтобы я к ней подкатил. Если только тебе такие сопливые девочки на самом деле не нравятся.

– Н-нра-вят-ся? Ко-не-ечно же нет, – язык меня не слушался и перемалывал слоги, как хотел. Я глубоко вдохнул, но не успокоился: – Мне все равно, если ты с ней начнешь крутить, но я тебе не советовал бы. Хулия обожает дискредитировать женатых мужчин. Она не знает, что такое предусмотрительность. Она способна позвонить Хустине и рассказать ей все. Не со зла, а чтобы повеселиться, – запинаясь, объяснил я Ликургу.

– Меня заводит ее бунтарский и наглый нрав. Мне нравятся строптивые девочки. Встретив настоящего мужчину, они становятся сговорчивыми. Не переживай, я не собираюсь нянчить ее как отец, – он по-дружески похлопал меня по плечу и, взглянув прямо в лицо, сказал: – Бог мой, какой ты бледный! Ты себя в зеркало видел? У тебя глаза красные. Не знай я тебя, подумал бы, что ты всю ночь рыдал. Похоже, у тебя солнечный удар. Сделай себе компресс… и поставь капельницу. В прошлом году я сильно сгорел на солнце и спасся литром физраствора.

Я пришел домой и первым делом подбежал к зеркалу. Глаза, словно грязью, заляпаны кровавыми пятнами. Отправляюсь в кровать и засыпаю. На следующее утро пытаюсь открыть глаза и не могу. Веки склеились гноем. Я заболел конъюнктивитом.

Проснуться слепым – это только начало невзгод, которые свалятся на меня на этой неделе. На углу дома меня укусит за ногу грязная плешивая собака. Прививка против бешенства практически отправит меня на тот свет, с пузырями изо рта меня увезут в отделение скорой помощи. У дверей больницы грузовик, сдавая назад, сомнет мою машину. Спустя два дня во время грозы молния обуглит финиковое дерево во дворе моего дома. Я в нескольких метрах от него чудом избегу поражения током. Отправляясь в кровать, я буду то просыпаться в пижаме, запачканной безудержными поллюциями, то всю ночь буду мучиться кошмарами. Мне захочется воскликнуть: «Иегова, я не фараон, чтобы насылать на меня семь египетских проклятий». В ответ ангел апокалипсиса наведается в офис Пабло, где я, несмотря на болезнь, буду упорно продолжать работать.

– Плохие новости, – объявляет Пабло, отхлебывая из чашечки эспрессо. Кипящая жидкость обжигает ему язык.

У меня так давно не было хороших новостей, что я в принципе сомневаюсь в их существовании. Мои глаза горят, поэтому я ношу солнечные очки. Врачи рекомендовали мне постельный режим, но я