суровой и неразборчивой половой жизни, в которой она переспит с легионом мужчин, не поведя и бровью. Но когда реальность все больше походила на ее фантазии, она пугалась, вела себя как слабая и боязливая девочка. Она сидела в заточении дома, отдаваясь любимому виду спорта – истязанию родителей. Хулия посвящала себя этому занятию с тринадцати лет и достигла в нем совершенства. Я был самым преданным болельщиком этой искусной спортсменки и следил за тем, чтобы она отдавала все свое время тренировкам и не вспоминала о неотвратимой обязанности выполнить норматив по любовным связям.

Глава XXII

Талия решила меня откормить. Я объедался заморскими кушаньями, незнакомыми моему желудку, заедая их нежнейшими десертами, которые грозили кариесом и заставляли меня отчаянно чистить зубы до кровотечения десен. Жена не умерила пыл и после того как я вылечился. Она обращалась со мной как с выздоравливающим ребенком, вид которого доставляет радость домочадцам. Она названивала мне с работы. Усеивала дом записками с ласковыми посланиями: «Это поцелуй, который я не успела тебе подарить, отправляясь на работу. Ты спал. Пришлось сдержаться, чтобы не потревожить тебя» или «Если тебе станет тоскливо, отправь SOS своей верной сиделке».

Она переписала и перевела для Эмилии рецепты из французской поваренной книги, чтобы та превращала буквы в сладостные пытки для моего желудка. Как же мне хотелось обычного бифштекса!

Когда Талия уходила на работу, я пользовался возможностью поесть плебейских продуктов. Так, однажды утром я взял апельсин, осмотрелся в поисках ножа, чтобы снять с него кожуру, но ничего не нашел.

– Эмилия, где ножи?

– Хранятся под замком.

– Выдай мне один.

– Не могу, сеньора мне запретила.

– Запретила? Почему?

– Не знаю. Но она мне сказала, чтобы я чистила вам фрукты.

Я отправился через дорогу домой к тестю с тещей и одолжил у них нож. Вернувшись, я без утайки продемонстрировал столовый прибор домработнице. Эмилия, встревожившись, позвонила Талии.

Я не предполагал, что жена способна примчаться домой так быстро. В дверях показалось желтое платье, которое оттеняло бледность, мгновенно появившуюся на ее лице.

– Отдай мне нож.

– Что стряслось, Талия? Духи запретили есть апельсины?

– Не прикидывайся наивным. Сдай оружие.

Я отдал ей кинжал, она заперла его в шкафу на ключ и принялась безудержно рыдать.

– Почему ты хотел так поступить? Я для тебя совсем ничего не значу? Ты правда хочешь покинуть меня?

– Поступить как?

– Совершить самоубийство, конечно же. Не думай, что я не замечаю твою печаль. Причина мне тоже известна: ты же потерял работу.

– А как ты пришла к выводу, что я хочу свести счеты с жизнью?

– Я социальный работник, не забывай. Я знаю статистику – среди безработных число самоубийц выше.

– А если я тебе поклянусь, что не собирался убивать себя?

– Значит, соврешь. Я застала тебя на месте преступления с оружием в руках. Опоздай я на минуту, и потеряла бы тебя навсегда.

– Ты ошибаешься.

– Можешь не признаваться. Я понимаю, тебе стыдно и досадно оттого, что тебя застукали. Я хорошо изучила поведение самоубийц. В Кордове я ходила на занятия к доктору Энрикесу. Пришлось повторить курс, потому что тогда я очень легкомысленно отнеслась к теме.

– Какое богатое у тебя воображение! Я расстроен из-за… экзистенциальных конфликтов. А что касается банка, то я счастливый безработный.

– Ложь. Доктор Энрикес предупреждал, что наиболее саморазрушительные индивиды демонстрируют безразличие, даже эйфорию. Спустя несколько дней они преподносят тебе сюрприз, раскачиваясь под потолком в ванной.

Она села рядом со мной, распространяя аромат, напомнивший мне о поре нашей влюбленности. Талия обняла меня и объяснила:

– Если тебе в голову придет наложить на себя руки, предупреди меня заранее. Не люблю узнавать все в последний момент. Это как рождественские открытки, присланные после праздника. Я твоя жена. И никогда не совершала ни одного важного поступка, не обсудив его с тобой. Я требую, чтобы ты не принимал подобных решений, не посоветовавшись со мной. Утаивать их от меня нечестно и незаконно. Понимаешь? Ведь я все это время ищу тебе работу.

Никому в голову не пришла бы мысль, что во времена экономической дизентерии, когда третий мир сучит лапами, кто-то позволяет себе быть безработным. Мое блаженное безделье было греховным. Семья, общество, десять заповедей, небесный хор призывали откликнуться на увольнение скорбью дождевого червя, оказавшегося в песке. Мое положение осложнялось тем, что всем вокруг чудилось, будто я тоскую, потеряв работу. И они спешили найти противоядие: занятие. К счастью, слухи о банкротстве Патрокла подорвали готовность многих его друзей взять меня на работу.

В итоге, спустя четыре недели, семейство Дель Пасо-и-Тронкосо, устав бросаться не дававшими всходов обещаниями найти мне работу, определило меня в штат сотрудников офиса Иры – Центра помощи нуждающимся. Мне отвели ту же роль в организационной иерархии, что и в банке – должность юрисконсульта. Это название успело превратиться в универсальное слово, которым обозначали все, начиная с синекур и заканчивая исполнением самых ответственных заданий. Уже одно перечисление обязанностей обещало сложности, не считая пригревшегося в гнезде другого юриста, который встретил меня, оскалив зубы в приступе профессиональной ревности.

– Это заведение – настоящий рай. Не понимаю, почему Талия, будучи социальным работником, не соглашается трудиться вместе со мной, а предпочитает увядать в своей никчемной конторе, – заметила первым делом моя теща.

Помню, в тот день, когда я заключил трудовой договор, Ира была в приподнято-горделивом настроении, следовательно, я начал работать в ее центре до поездки Хулии в США.

Отъезд Хулии был косвенным следствием чрезмерного любопытства Иры. Роясь в вещах дочери, она обнаружила альбом с презервативами. Какое разочарование! У Хулии склонность к сексуальным извращениям. Ира не могла понять, почему ее младшенькая коллекционирует не лепестки роз или фигурки танцовщиц фламенко, которыми она увлекалась в подростковом возрасте, ну хотя бы марки, как сын кузины Кло, очкарик. Будучи современной матерью, Ира сходила на прием к сексологу, низенькому человеку с выдающимся носом, который, гнусавя, предположил, что коллекция презервативов вряд ли свидетельствует о неразборчивости девушки, это, скорее, игрушки, помогающие ей преодолеть обычный девичий страх перед настоящим пенисом. Чтобы побороть неприязнь, ей предлагалось продемонстрировать несколько пластиковых пенисов, она осмелеет и перейдет на реальные фаллосы. Ира забыла оплатить консультацию. Дома она спросила у дочери:

– Почему ты коллекционируешь презервативы?

– Потому что они дешевле кукол, меньше по размеру, и их легче хранить, – ответила девушка.

Удовлетворившись ответом дочери, Ира увеличила ее карманные расходы и спустя пару дней предложила отправиться в США подучить английский.

– Зачем мне английский?

– Французский вышел из моды, русский под запретом из идеологических