Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Капитан расстарался.
Зная, что подполковник Речкин намеревается оставаться на координации в, громко говоря, штабе операции, Андрей Владимирович выпросил у него для Аркаши костюм от «Ратника» вместе с бронежилетом и разгрузкой. Шлем и КРУС парню были выданы персонально, под расписку об обязательном возврате. Комплекция у него и подполковника спецназа оказалась почти одинаковая. Тот и другой были высокими и крепкими.
Экипировка от «Ратника», не выпускающая тепло тела наружу, давала возможность оставаться невидимым даже под наблюдением тепловизора, что казалось капитану достаточно важным. К тому же подполковник по собственному желанию вручил Аркаше бинокль с подключаемым прибором ночного видения. Естественно, тоже с обязательным возвратом, хотя и без расписки. Это потому, что бинокль не был собственностью Вооруженных Сил России, а являлся личным боевым трофеем подполковника Речкина, привезенным из Сирии.
Лукьяновский после слов младшего из знакомых ему Известьевых сам присмотрелся к карте, переснятой и открывшейся на его планшетнике. Заброшенный, ныне не действующий кирпичный завод располагался как раз на стыке двух участков поиска.
Соседний участок справа исследовал старший лейтенант Заглушкин со своим проводником. Но он и часть заводской территории тоже должен был проверить. В том числе и склад готовой продукции. Кирпичи там когда-то хранились под высоким навесом. Там до сих пор каким-то невероятным образом уцелела кран-балка, пребывающая в рабочем состоянии.
Все это было известно офицерам со слов Аркаши Известьева и его товарища Толика Игнатова, который шел со старшим лейтенантом Заглушкиным. Они знали кирпичный завод еще во времена, когда тот работал, в недалеком карьере добывали глину и грузовиками возили сюда.
На самом заводе еще оставались наполовину разукомплектованные барабанные двухлопастные смесители, вяльцы, глинорастиратели, глинорыхлители, стержневые мельницы и еще какое-то оборудование. Но его закрыли и восстанавливать не собирались.
Поэтому местные мужики, бывшие работники кирпичного производства, сначала растащили в основном те части, в которых содержался цветной металл, а теперь начали понемногу осваивать и черный. Сотрудники приемного пункта, расположенного в Белореченске, с удовольствием скупали весь лом, какой туда привозили люди, и не спрашивали о происхождении такого богатства. Они вполне понимали, что народу надо хоть как-то кормиться, да и сами неплохо имели с этого металлолома.
Люди не считали это вандализмом и не пользовались при этом знаменитым принципом Великой Октябрьской социалистической революции «Грабь награбленное». Здесь действовал более простой принцип: «Все вокруг колхозное, все вокруг мое». Он работал по всей стране, помогал ликвидировать производство.
Кирпичная труба, которая возвышалась над заводом, шла из цеха, а не от отдельно стоящей котельной. Там была своя труба, не сильно высокая, металлическая. Котельная согревала рабочие цехи и управленческие помещения, а главная труба, как сообщил офицерам Аркаша, шла от больших печей обжига. Кирпичи и выпаривали, и запекали.
Парень даже начал объяснять капитану технологию, известную ему от кого-то, кто там работал. Сначала кирпичи выпаривали при температуре в четыреста градусов, а потом запекали при вдвое более высокой. Однако Лукьяновский его словоизлияния остановил резким жестом, прекратил этот разговор без объяснения причины.
А тут еще и причина эта пришла сама собой.
На связь с капитаном вышел старший лейтенант Заглушкин:
– «Чукча», я «Двухсотник». Андрей Владимирович, как меня слышишь?
– Нормально, «Двухсотник». Общайся.
Позывной капитана происходил от первого места его службы – в погранвойсках на Чукотке, где Андрей Владимирович сдружился с охотниками самого воинственного народа севера. Позывной Заглушкина часто использовался и другими снайперами. Он происходил от кодового названия «груз двести», то есть убитый, поскольку после выстрела снайпера редко кто оставался в живых.
– Мне вот мой проводник подсказывает, что если бандиты вообще на наших участках находятся, то они, скорее всего, на кирпичном заводе прячутся. Там тепло, светло и мухи не кусают.
– Мой проводник, кстати, того же мнения. Больше, говорит, здесь и спрятаться негде. Если только в открытую палатки на берегу поставить.
– Так что, с кирпичного завода и начнем?
– У твоего, «Двухсотник», проводника костюм неподходящий. Мой Аркаша говорит, что на самом верху заводской трубы есть площадка. Если там посадить наблюдателя с тепловизором, то он всю округу сможет просматривать.
– Я понял. Твой-то в костюме от «Ратника».
– Да. И маска есть, и перчатки. Его не заметят. Полный комплект, кроме оружия. Мы с ним имеем полную возможность оставаться незамеченными. А ты, в случае чего, своего назад сразу отсылай.
– Понял. Да, наверное, так будет правильно. Ну а оружия нам с тобой и нашего всегда хватает. Я буду верхнюю площадку в прицел контролировать. Но своего проводника, как ты сказал, близко не подпущу. Его могут обнаружить.
– А я тебе с другой стороны помогу. Мой прицел «Шахин» тоже тепловизор имеет. Наблюдателя всегда определим. Но снимать его ты сам будешь.
– Понятно. Это работа для моего «Винтореза». Договорились? Выдвигаемся туда. Конец связи.
– Выдвигаемся неторопливо. Конец связи.
Но «неторопливо» вовсе не всегда обозначает, что передвигаться следует ползком, хотя и такое тоже порой случается. Пока заводская труба еще находилась вне пределов видимости, они шли нормальным шагом. Формулировка «неторопливо означала всего лишь «не бегом».
Ни старшему лейтенанту, ни капитану разъяснять это необходимости не было. Они шли точно так же, как и раньше.
Время от времени старший лейтенант Заглушкин останавливался, поднимал свой «Винторез» с ночным прицелом, искал ориентир – ту самую трубу – и оглядывал ее снизу доверху, особенно интересуясь верхней смотровой площадкой. Лукьяновский иногда прикладывался глазом к прицелу «Шахин».
Сейчас, когда капитан использовал прицел вместо наблюдательного монокуляра, прижиматься к нему глазом было допустимо и даже удобно. Это при стрельбе между глазом и прицелом дистанция должна быть не менее десяти – пятнадцати сантиметров, иначе рискуешь получить удар.
Листва не мешала спецназовцам смотреть. Она никогда не становится преградой для взгляда через тепловизор.
Точно так же оба офицера просматривали и дорогу впереди себя. Если бандиты обосновались на бывшем кирпичном заводе, то должны были выставить дозорных на пути приближения к нему. Скорее всего, чуть в стороне от старой, давно заброшенной дороги, некогда выложенной тротуарными бетонными плитами, продавленными когда-то многотонными, груженными глиной грузовиками и отремонтированной простой заливкой бетона.
Но и бетон заливали только на ночь, чтобы не останавливать рабочий процесс. К утру успевала просохнуть лишь верхняя корочка, которую тут же снова продавливали колеса грузовиков. Со временем бетон все же высыхал. Вся дорога в итоге оказалась усыпанной кочками, по которым могли как-то ездить только грузовики да внедорожники.
Потом начальство приказало на самых проблемных участках дороги высыпать несколько десятков самосвалов песка. Он там частично до сих пор сохранился, но за эти