рассказать, то он сделает это по дороге до караульного помещения. Новый часовой заступил на дежурство, не подозревая, что находится под наблюдением.

Капитан Лукьяновский шепнул в микрофон:

– Аркаша, с места не сходи, пока я не позову. Как меня услышишь, сломай ветку потолще, чтобы привлечь к себе вынимание. Позову во второй раз, тогда осторожно подходи. Посматривай по сторонам, не забывай о наблюдателе на трубе. Я его тоже буду контролировать.

– Я «Двухсотник», – снова вмешался в разговор старший лейтенант Заглушкин. – Этого я контролирую. Он тоже за бортиком залег. Иногда голову с биноклем высовывает, но осматривает только дальние подступы. Мы все ближе находимся. Чтобы нас рассмотреть, ему встать придется. Тогда он мой. Но я могу и без этого его уложить. Лоб-то над биноклем светится. А парень, похоже, умный, с залысинами. Очки только почему-то не носит.

– Стесняется, наверное, – пошутил Аркадий Известьев.

Лукьяновский пополз. Он делал это почти так же быстро, как шел бы пешком по асфальтированной дорожке, и намного скорее, чем до этого разведчик с проводником передвигались по лесу, скрадывая свои шаги. Но Аркадий при всем старании не смог услышать Лукьяновского.

Увидеть его в бинокль он не мог тем более, потому что костюм от экипировки «Ратник» не позволял теплу выходить наружу. Уже через несколько секунд Лукьяновский пропал из поля зрения проводника. Аркадию осталось только наблюдать за часовым и напряженно слушать молчание в наушниках. Даже дыхания капитана он разобрать не сумел.

Наконец, где-то минуты через три, раздался шепот:

– Аркан, пора!

Проводник заранее выбрал себе ветку орешника, которую предстояло сломать. Это было единственное молодое лиственное дерево, стоявшее рядом. Березы располагались в стороне. Молодые елки и сосны, растущие ближе, плохо ломались, хотя легко гнулись. Проводник знал, что треска от них не хватило бы на то, чтобы его услышал часовой, сидящий в изрядном отдалении.

Но вот треск сломанной ветки орешника в ночной темноте прозвучал так громко, что не привлечь внимания этого бандита просто не мог. Судя по тому, как приподнялся и вытянулся часовой, так оно и вышло. Аркадий разглядел это в свой бинокль.

У часового аналогичного прибора ночного видения не было. Он не смог рассмотреть ничего и никого. Но с ним самим в тот же момент что-то произошло.

За спину часовому метнулось тело. Рука перекинулась через горло и сдавила его, сломала кадык и фаринкс, пережала сонные артерии, что полностью лишило часового возможности дышать, перекрыло доступ крови к его мозгу.

– Аркан, ко мне! – тихо приказал капитан.

Когда Аркаша Известьев добежал до поста, он увидел только лежащее тело с кровавой пеной на губах и Лукьяновского, стоявшего над ним. Капитан вытащил из кармана носовой платок и вытер пену с губ убитого бандита.

Со стороны горло часового выглядело неповрежденным. Лукьяновский знал, что гематомы и полосу странгуляционной асфиксии возможно будет рассмотреть при свете как минимум минут через сорок, когда остановится бег крови по телу. Только основательно приглядевшись, можно было заметить легкое посинение на самом горле. Но в темноте это разобрать сразу было не просто сложно, но, скорее всего, даже невозможно хотя бы потому, что захват горла осуществлялся не пальцами, обычно вдавливающимися в ткани, а большой площадью предплечья.

– «Водопад», я «Чукча». Путь свободен. Можете ехать, – проговорил капитан.

– Я понял, – ответил подполковник. – Мы уже остановились перед началом леса. Ждали только твоего сообщения. «Террористу», кстати, доложили результаты допроса единственного оставшегося в живых парня из тех, которые захватывали самолет. Он говорит, что они собирались лететь в Сирию. К ним должны были прибыть люди с грузом. Что за груз, этот тип якобы понятия не имеет. Он не командует, а спрашивать у них, дескать, не принято. Но у сотрудников ФСБ есть основания сомневаться в его правдивости. При парне документы гражданина Сирии, но ни по-арабски, ни по-курдски, ни на каком-то другом языке основных тамошних народов он не говорит. Ему специально предоставляли несколько переводчиков. По-русски разговаривает плохо, но специалисты по акценту определили, что он скорее всего рутулец, то есть житель Дагестана. Можно предположить, что это действует какая-то северокавказская банда, а не бандиты из Сирии сюда забрались. Про нее они говорят, только чтобы веса себе придать. Или же, как вариант, думают перебраться в Сирию, но с пустыми руками они в ИГИЛ никому не нужны, и потому хотят прихватить с собой специалиста. Его ведь можно будет там продать. ИГИЛ имеет свой собственный инженерный центр, где работают люди, похищенные из разных стран. Впрочем, сейчас этот центр, кажется, перекуплен «Джебхат ан-Нусрой» и находится под контролем Турции в частности и НАТО в целом. Наша задача – не допустить пополнения этого инженерного центра еще одним специалистом. Ты понимаешь, о чем я говорю, «Двухсотник»?

– Так точно, «Водопад»! Я вас понимаю.

– Пусть этот специалист останется работать в нашем ВПК. Вреда будет много, если он в Сирии окажется или даже на Кавказе. Короче говоря, туда он попасть не должен.

– Мне все ясно, командир, – сказал капитан Лукьяновский. – Выезжайте. Мы пока вперед выдвигаемся. Вместе с младшим представителем боевого семейства Известьевых. Он хороший парень, настоящий молодец!

– Не торопись, «Чукча», – сказал старший лейтенант. – Еще пара минут. Я только часового на трубе достану. Хотя, если вы пойдете, он может попытаться вас рассмотреть, и тогда высунется.

– Давай так и поступим, – согласился капитан. – Я даже маску для такого дела сниму, чтобы лицо в тепловизоре светилось. Он сразу понять не сможет, что именно увидел. Держи его постоянно на прицеле, не позволяй ему ни стрелять, ни данные передавать. Бинокль-то у него хоть с тепловизором?

– Судя по размерам, да.

– Тогда мы двинули. Аркан, за мной!

Лестница плотно прилегала к стене резиновыми противоскользящими рифлеными наконечниками. Но, ступив на верхнюю ступеньку, Афина Яковлевна все же слегка пошатнулась. Под ней дрогнула все лестница, которую Алина придерживала двумя руками.

У нее даже мысль мелькнула в этот момент, что стоит лестницу чуть подтолкнуть. Не удержала, дескать. Тогда подполковник Заварзина вместе с лестницей упадет на бетонную полосу, заботливыми руками выровненную под окнами вдоль всего фундамента.

Будь эта полоса шириной не сорок сантиметров, а хотя бы с метр, то Алина, наверное, так и сделала бы. Но здесь не было никакой гарантии, что Афина Яковлевна упадет именно на бетон, где легко сломать себе ногу, руку или даже шею. Заварзина вполне могла оттолкнуться, совершить скачок, приземлиться на траву и не получить никаких повреждений.

Конечно, Алина была в состоянии напасть в момент приземления на подполковника и попросту нокаутировать ее ударом руки или ноги. Но тогда как удастся доказать преступные