Французистая фигурка грациозно повернулась и достала с полок еще дюжину футляров с револьверами.

– Вот, мсье, цена тридцать рублей. Это недорого, тем более что курс страшно понизился, а таможенные пошлины, мсье, повышаются каждый час. Мсье, клянусь богом, я консерватор, но и я уже начинаю роптать! Помилуйте, курс и таможенный тариф сделали то, что теперь оружие могут приобретать только богачи! Беднякам осталось только тульское оружие и фосфорные спички, а тульское оружие – это несчастье!..

* * *

Он размышлял, а приказчик раскладывал перед ним товар и считал своим долгом занимать покупателя.

– Вот английские новой системы, недавно только получены, – болтал он. – Но предупреждаю, мсье, все эти системы бледнеют перед Смит и Вессон. На днях – вы, вероятно, уже читали – один офицер приобрел у нас револьвер системы Смит и Вессон. Он выстрелил в любовника, и – что же вы думаете? – пуля прошла навылет, пробила затем бронзовую лампу, потом рояль, а от рояля рикошетом убила болонку и контузила жену. Эффект блистательный и делает честь нашей фирме. Офицер теперь арестован. Его, конечно, обвинят и сошлют в каторжные работы! Во-первых, у нас еще слишком устарелое законодательство; во-вторых, мсье, суд всегда бывает на стороне любовника. Почему? Очень просто, мсье! И судья, и присяжные, и прокурор, и защитник сами живут с чужими женами, и для них будет покойнее, если в России одним мужем будет меньше. Обществу было бы приятно, если бы правительство сослало всех мужей на Сахалин. О мсье, вы не знаете, какое негодование возбуждает во мне современная порча нравов! Любить чужих жен теперь так же принято, как курить чужие папиросы и читать чужие книги. С каждым годом у нас торговля становится все хуже и хуже, – это не значит, что любовников становится все меньше, а значит, что мужья мирятся со своим положением и боятся суда и каторги.

Приказчик оглянулся и прошептал:

– А кто виноват, мсье? Правительство!»

Оно, конечно, так – правительство всегда во всем виновато. Но царское правительство по своему либерализму ни в какое сравнение не идет с большевистским и даже нынешним, согласитесь. Особенно в области оружейного законодательства.

До 1906 года гражданин российской империи мог зайти в лавку и купить себе понравившийся «браунинг» или недавно появившийся на рынке красивый трехлинейный семизарядный револьвер системы бельгийского оружейника Леона Нагана. Цены были на разный вкус и кошелек, как верно отметил Чехов. Были револьверчики для бедноты по цене 5 рублей и даже 2 рубля, но хорошие модели стоили, конечно, гораздо дороже. Знаменитый «парабеллум» – 40 рублей, не менее знаменитый «маузер» – 43 рубля.

Это много или мало?

Для сравнения: в 1905 году слесарь в Санкт-Петербурге зарабатывал за день 1 рубль 82 копейки, а ситный хлеб стоил 4 копейки за фунт (см. Рыкачев А. «Цены на хлеб и труд в С. – Петербурге за 58 лет». Вестник финансов. 1911. № 31). То есть рабочий-металлист за день-два работы мог купить себе плохонький револьвер отечественного производства.

После революции 1905 года царское правительство, испугавшись народа, стало закручивать оружейные гайки. В одном только 1906 году у россиян были изъяты десятки тысяч стволов. Правда, в основном это были военные образцы оружия, а маломощное оружие самообороны – короткоствольные револьверы и дамские «браунинги» не изымались и не только продолжали продаваться без ограничений, но и высылались заказчикам по почте наложенным платежом.

Кстати, любопытный момент… Сейчас только безграмотный человек назовет пистолет револьвером, а револьвер пистолетом. Все знают: пистолет – он плоский такой, с патронами в рукоятке, а револьвер – с барабаном. Но вот в начале XX века в языке еще не произошло четкого разделения понятий, что видно по литературе той эпохи, – авторы используют слова «пистолет» и «револьвер» как синонимы, чередуя их через строчку при описании одного и того же оружия. Это можно встретить и у Бабеля, и у Катаева, и у Булгакова, и в официальных документах, например, послереволюционных удостоверениях на право ношения оружия.

Причина ранней синонимичности в том, что револьвер эволюционно произошел от пистолета. Вспомните дуэльные пистолеты начала XIX века. Длинные, тяжелые, но при этом однозарядные. Унитарный патрон еще не был изобретен, и пистолеты заряжались долго, с дула – сначала засыпался порох, потом заталкивался войлочный пыж, затем заколачивалась пуля. «Стучит о шомпол молоток, в граненый ствол уходят пули», – так Пушкин точными мазками обрисовал сцену дуэли Онегина с Ленским. Долгий процесс! Для дуэли еще ничего, а в бою перезарядить уже не успеешь – разок стрельнул, а дальше саблю доставай, ее заряжать не надо…

Чтобы повысить скорострельность, пистолеты иногда делали двуствольными. Потом появились и шестиствольные (!) конструкции. Стволы вращались, и чтобы произвести выстрел, нужно было вручную повернуть ствольную батарею, поставив очередной ствол напротив курка. Чувствуете, это уже почти револьвер!..

Затем эволюция укоротила пять стволов из шести, превратив их в барабан, который, вращаясь, поочередно подставлял патроны под курок, располагая их напротив ствола. Конструкция стала менее громоздкой. И это уже был не шестиствольный пистолет, а пистолет с барабаном. То есть револьвер. А потом появились пистолеты не с круговой, а с магазинной (как у винтовки) подачей патронов. Так эволюционные ветки ручного оружия окончательно разделились.

Слово «револьвер» появилось позже слова «пистолет», и какое-то время они шли ноздря в ноздрю, будучи синонимами. И понятно почему: всю вторую половину XIX века на планете царил только револьвер, а пистолеты практически вымерли, казалось, навсегда. Но потом они возродились вновь в более прогрессивном исполнении (патроны в рукоятке плюс автоматика перезарядки) и властно вытеснили револьверы из экологической ниши ручного оружия. На сегодняшний день револьверы являются тупиковой ветвью пистолетной эволюции и считаются морально устаревшим оружием, у которого, однако, до сих пор существуют поклонники – как у ретроавтомобилей.

И еще один любопытный момент: в начале ХХ века, до окончательного разделения понятий, правильное произношение слова «револьвер» требовало ударения на второй слог – револ ьвер. Именно так велели произносить это слово словари русского языка. И только в двадцатых годах словари смягчились и стали допускать в качестве «тоже правильного» простонародное ударение – на последнее «е». Которое потом так же эволюционно вытеснило первое произношение.

Для чего я вам все это рассказал? К чему был весь этот экскурс в конец XIX века, в эпоху оружейной свободы?.. Не для того ли, чтобы показать глубокие корни оружейной традиции и культуры нашего многострадального народа?

Нет, не для того.

А исключительно в общеобразовательных целях. Не более. Так как в доказательстве существования оружейной культуры в нашей стране я не нуждаюсь. Поскольку никакой оружейной культуры, присущей нации в целом, не существует. И когда вам говорят об оружейной культуре американцев, знайте: вас обманывают. Точно так же, как обманывают, говоря о культуре чаепития японцев или китайцев.