Сначала Дима еще пытался как-то удержать кампанию в более консервативном стиле, но потом махнул рукой, признав, что уже слабо управляет ею. Кампания неслась вперед как выпрягшаяся лошадь.

С Людмилой Шиловой, наоборот, случился другой коленкор. Она вела себя крайне сдержанно, общалась с избирателями только со страниц газет и экранов телевизоров. У населения беспрестанно созревали к ней какие-то вопросы, и Людмила ежедневно отвечала на них. Она демонстрировала терпение и доброжелательность. В положенный час она появлялась в эфире и вселяла надежду на то, что все будет хорошо.

Впрочем, сначала появлялась заставка с ее именем, и голос за кадром делал вступление:

– Жители округа волнуются по поводу качества продуктов питания. Пенсионер Суворов спрашивает, что вы как депутат горсовета намерены сделать в этом направлении?

И тут же на фоне березок и коров, мирно пасущихся в отдалении, возникала Людмила и вполне разумно говорила про кооперацию фермеров и мелких подворий. Вдали тарахтел трактор и, наверное, пахло навозом.

На следующий день тот же голос за кадром озвучивал вопрос инвалида Кутузова, которого волновал капитальный ремонт старого жилого фонда. И Людмила опять была на высоте. На фоне городского пейзажа она рассказывала о новых планах все отремонтировать раньше, чем оно рассыплется окончательно.

Эти ежевечерние передачи стали для пенсионеров чем-то вроде «Спокойной ночи, малыши». Жить без Людмилы Шиловой становилось тревожно. Часть электората полюбила ее как родную.

И только одно расстраивало Льва Михайловича и радовало Диму: пенсионеры в этом округе были в меньшинстве. На эту простую математику Дима смотрел с надеждой. Он был неопытным и не знал, что математика – слишком шаткая основа для оптимизма, когда речь идет о политике.

* * *

Губернатор ждал политтехнолога в мрачном состоянии духа. Зачем-то тому срочно понадобилось встретиться. Это было как-то неправильно. И голос у Левы был веселый, что вообще ни в какие ворота не лезло. До выборов оставалось три дня. В понимании губернатора Лева должен готовить прощальную речь, где он попытается снять с себя ответственность за проигранную кампанию, а он, губернатор, наоборот, нахлобучит эту ответственность ему на самые брови, настучит по голове и отправит без денег назад, в столицу золотоглавую.

И этот расклад отчасти устраивал Сергея Павловича. Он уже сам не очень понимал, зачем ему нужен этот мандат. Все дело было в Людмиле.

Если раньше после разговора с ней губернатор летал в мечтах, напоминающих по сюжету немецкие порнофильмы, то постепенно тональность разговора сменилась. Появилось смутное, но стойкое ощущение, что Людмилочка, мягко говоря, не очень рада его звонкам. Но это могло объясняться тем, что она перегружена учебой. Да и отвыкла от него, она ж как ребенок… Сергей Павлович долго и упорно цеплялся за такую версию.

Но время не лечило его страхи, а только усугубляло ситуацию. Уже давно звонил только он, а Людмила лишь милостиво брала трубку. Он шутил, как комик в Comedy club, всем своим видом призывая посмеяться, а она, как жюри, оценивала его шутки, и все чаще ставила ему низкие оценки.

Потом она перестала перезванивать после пропущенных звонков. Да и брать трубку стала все реже. Но даже взяв, дышала не сексуально, а просто шумно, запыхавшись на своих теннисных кортах, полях для гольфа и занятиях по верховой езде. Эти разговоры уже не бодрили Сергея Павловича, а погружали на дно глубокой задумчивости. Все чаще Людмила куда-то торопилась, приближая конец разговора:

– У тебя есть что-то еще мне сказать?

– Лапуля, только то, что я жду тебя.

– Это ты уже говорил.

– А что ты хочешь мне сказать?

– Ничего.

– А я вот не устаю повторять, что очень скучаю по тебе.

– Потому что ты привык непроизводительно тратить время, как все русские. И еще в твоих повторах есть намек, что я не запоминаю с первого раза.

– Что ты, моя девочка! Какой намек?

– Дурацкий!

– Лапуля, ну что ты говоришь? Давай не будем ссориться. Вот ты приедешь, и мы отметим твой день рождения.

– Ладно, пока. Меня Тони зовет, он дополнительно занимается со мной… – И гудки вместо «пока».

Сергей Павлович точно помнил, что до недавнего времени был некий Энтони – преподаватель верховой езды. Переквалификация Энтони в Тони говорила о многом его натренированному уху. К тому же за дополнительные занятия губернатор не платил. Значит, они проходят в порядке бесплатного дара, душевного порыва. Чем кончаются такие порывы, он тоже прекрасно понимал.

Но самое главное, что Людмила проигнорировала тему своего дня рождения. Губернатор не случайно упомянул о нем. Один раз, потом снова и снова… Это был тест, лакмусовая бумажка, которую он погрузил в раствор их отношений. Людмила должна была зацепиться за эту тему, начать канючить подарок или хотя бы проявить любопытство к тому, что ей обещано. Вместо этого Людочка демонстрировала полное равнодушие к этой теме.

Но она не из тех женщин, кто прощает миру забвение этого великого дня. Для нее день рождения не просто главный день календаря, но точка отсчета течения времени. Как человечество ведет отсчет от Рождества Христова, так Людочкина картина мира крутится вокруг ее дня рождения. И вдруг полное равнодушие к этой знаменательной дате. Сергей мужественно признался себе, что Людмила ждет подарка от другого мужчины. Но что может подарить ей этот Тони, этот жалкий учитель верховой езды? Лошадь? Кепку наездника?

А вдруг ей лошадь милее депутатского мандата? Эта мысль кольнула губернатора в самое сердце. Стало тяжело дышать, как будто воображаемая лошадь наступила копытом ему на грудь. Давило так, будто на лошади сидит еще и Тони. Да не один. Как дитя шотландских гор, он перекинул поперек лошади свою добычу – Людмилу. И ее коротенькая юбочка задралась до самых соблазнительных ракурсов, а стройные ноги в белых гольфах призывно и безвольно болтаются, свешиваясь с лошади. Сергей так ясно это увидел, что застонал. Рывком налил воды из графина, приблизил стакан к губам, прислушался к себе и с отвращением выплеснул воду в окно. Такие картинки требуют виски. Он достал бутылку.

В этот момент в дверь постучали. На пороге появился политтехнолог. Кажется, впервые за последние дни губернатор был ему рад. Любая компания в такие минуты лучше одиночества. Бодрый вид Левы внушал сомнения в его адекватности. Может, сошел с ума? Чему радуется? Предварительные прогнозы, сделанные ребятами их аналитического отдела, говорили об однозначной победе Соловьевой.

Любопытство подняло голову. Губернатор почувствовал, как лошадь Тони убрала копыто с его груди. Дышать стало легче.

– Что светишься? Придумал что? Пить будешь?

– Не откажусь.

Губернатор разлил виски, приглядываясь к Леве. Тот напоминал ему червяка, которого можно разрезать на кусочки, и он снова срастется и поползет дальше. Презрение к червяку соседствовало с завистью к его живучести и умению выкарабкиваться из любых ситуаций. Вот и на этот раз он явно что-то придумал.