– Ты хочешь любить меня снова?

– Я не знаю...

Однако у Маккуса не было сомнений. Отбросив покрывало, он развел ноги Файер и навис над ней всем телом.

– Может, проверим?

Он лишь хотел поддразнить ее, и его вздыбленный член едва касался ее плоти. Однако Файер приподняла бедра и охотно приняла его. Их слияние было молниеносным, потому что умелая прелюдия Маккуса подготовила обоих к продолжению любовной серенады тел. Проникнув в нее, он замер, восторгаясь чувству гармонии их движений. Ему хотелось остаться с ней на всю ночь, но приличия требовали, чтобы он покинул ее, иначе близкие Файер обнаружат его присутствие в доме. Несмотря на то что оба понимали, насколько неблагоразумно они поступают, ни Маккус, ни Файер не могли отказать себе в удовольствии. Однако наступил рассвет, и Маккус не мог оставаться ни минуты дольше.

– Что же, моя строптивая леди, вы готовы к новым приключениям?

Файер обняла Маккуса за шею и прижалась лицом к его груди. Они были словно зачарованы тем, что судьба даровала им столько открытий в одну ночь, и никто из них даже не вспоминал о разлуке, пока небо не окрасилось в нежно-голубой цвет, подсказывая любовникам, что их время миновало.

На следующее утро швейцар дома Солити постучал в дверь Маккуса. Он вручил запечатанный конверт Гоббсу, объяснив, что он намерен ждать ответа мистера Броули на прибывшее с ним послание. Гоббс оставил швейцара в парадном холле, а сам отправился на поиски своего господина.

Маккус сидел за столом в библиотеке, когда Гоббс нарушил его уединение. Он сразу увидел, как изменились манеры его верного слуги, и в недоумении уставился на него: ему было невдомек, что Гоббс лишь тщательно копировал поведение герцогского швейцара, его нарочитую вежливость обращения и напряженную чопорную осанку.

Дворецкий с важностью протянул ему серебряный поднос с письмом. Маккус принял послание и потер большим пальцем печать Солити. Вчера ему уже пришлось убедиться в том, что Файер отличается завидной смелостью, но послать с письмом одного из слуг отца... Это было равносильно тому, как если бы об их романе сообщили в газетах. Он никогда бы не поверил, что она была способна на такую авантюру.

Сломав печать, Маккус сразу заметил, что письмо адресовано ему герцогиней.

Дорогой мистер Броули!

Я очень надеюсь на то, что Вы получили удовольствие от вчерашнего похода по магазинам. Желая продолжить наше приятное знакомство, я лично приглашаю Вас завтра в два часа пополудни к леди Денингз. Моя дочь тоже будет сопровождать нас. Если Вы отправитесь на праздник, который устраивает леди Денингз, в нашем экипаже, это доставит мне огромное удовольствие. Не разочаруйте меня, дорогой мистер Броули!

Искренне ваша, С.

«С», означавшее Солити, выглядело смело и легкомысленно. Такой была и сама герцогиня. Маккус улыбнулся, перечитав записку. Ему было любопытно, знала ли Файер о том, что ее мать послала ему приглашение. Насколько помнил Маккус, она была явно недовольна, когда заметила интерес, проявляемый к нему герцогиней. Эта записка очень польстила самолюбию молодого человека.

– Итак, мистер Броули, – сказал Гоббс, прерывая его размышления о Файер. – Что мне передать тому разодетому швейцару внизу?

Маккус улыбнулся.

– Скажи, что я почту за честь принять приглашение ее светлости. – Чуть помедлив, он добавил: – Кроме того, пользуясь случаем, я хочу передать через него еще одну записку.

– Ты просто разбойник! Как ты мог додуматься до того, чтобы передать через слугу герцога послание для меня? – возмущалась Файер спустя несколько часов, когда у них появилась возможность уединиться в парковой аллее.

Она ехала верхом на серой породистой кобыле, все четыре ноги которой как будто украшали чулочки. В своем голубом платье для верховой езды и шляпе с пером Файер выглядела как королева. Маккус пребывал в самом добром расположении духа и не обращал внимания на упреки в свой адрес. Его спутница, напротив, была очень взволнована.

– Успокойтесь, леди. Никто не заметил, что ваш швейцар принес две записки вместо одной. Кроме того, он был щедро вознагражден за свои труды, – с непринужденностью заявил Маккус. – Он, похоже, очень дружен с вашей горничной. Той самой, которая позволила мне войти в ваш дом накануне вечером, когда вы так искусно соблазнили меня.

Когда с ее уст сорвался стон, Маккус лишь улыбнулся и на его щеках появились ямочки.

– Вы должны смириться с тем, что большинство слуг в вашем доме очень благосклонно относятся к моим ухаживаниям, и не стоит поднимать из-за этого бурю негодования.

– Мистер Броули, подкуп слуг не самый лучший способ сохранения тайны нашей дружбы. Если вы будете столь щедро швырять деньгами, то не заметите, как окажетесь бедным трубочистом.

– Я четко слежу за своими расходами, уверяю вас. К тому же я могу позволить себе очень многое, – парировал Маккус, получая удовольствие от их перепалки.

Возможно, она была права, когда отчитывала его за неосмотрительность. Однако одна мысль о Файер заставляла его забывать о том, что существует такое понятие, как осторожность.

– О да, Мак Броули, печально известный контрабандист. – Маккус часто заморгал, растерявшись. Очевидно, они с Тревором обсуждали не только погоду в тот день, когда он застал их в гостиной. Он не уставал повторять, что не желает рассказывать о своем прошлом, и Файер уважала его желание сохранить тайну. Правда, до сегодняшнего дня. То, что его возлюбленная позволила своему раздражению прорваться в подобной реплике, свидетельствовало, насколько сильно она рассержена. Маккус выбрал самую отдаленную дорожку для их уединенной прогулки, но все равно оставалась вероятность того, что их могут услышать.

– Миледи, я бы предпочел, чтобы вы не связывали мое имя с упоминанием этого незаконного занятия. Мое нынешнее дело не дает мне повода стыдиться и упрекать себя.

– Инвестиции, кажется, – сказала она, вздернув тонкую бровь.

– Крайне выгодные инвестиции, я бы сказал, – добавил он.

Когда Маккус впервые попал на биржу, его интересовали только деньги. Позже он с удивлением обнаружил, что природное чутье безошибочно подсказывало ему, в каких сделках следует принимать активное участие, а какие оставить без внимания. Результат не мог не поразить его, человека, который раньше балансировал на грани закона. Теперь он мог смело рассказывать о характере своей деятельности.

– Я готов подкупить всех ваших слуг, Файер, если бы это сулило мне еще одну ночь в твоих объятиях.

Она с благосклонностью приняла его признание, но тут же поспешно отвела глаза, делая вид, что любуется красивым пейзажем.

– Мы больше не должны возвращаться к этому. Никогда. Не здесь.

Она слегка ударила хлыстом по крупу лошади, и та рванулась вперед.