Мы выходим из Гарраи-комплекса плечом к плечу. Репортеры набрасываются на нас, как волки, но на этот раз их вопросы отскакивают от меня. Грудь моя будто надута гелием от ликования, такое чувство я испытывала, когда в детстве в сумерках ехала на папиных плечах и знала: стоит мне поднять руки и растопырить пальцы, я смогу поймать восходящие звезды.

Кэмпбелл

Наверняка есть в аду какой-нибудь отдельный закуток для адвокатов, которые бесстыдно превозносят сами себя, но вы можете спокойно биться об заклад: мы все готовы к съемке на фото для документов. Приехав в суд по семейным делам, я обнаруживаю стаю репортеров, выстроившихся как на параде. Я бросаю несколько коротких фраз, будто раздаю леденцы детям, и жду, пока все камеры не повернутся ко мне. Говорю положенные слова вроде: этот случай выходит за рамки обычного, но причиняет сильную боль всем участникам. Намекаю, что решение судьи может оказать влияние на права меньшинств по всей стране, так же как и на исследования стволовых клеток. После чего одергиваю пиджак от «Армани», тяну за поводок Джаджа и объясняю, что теперь мне нужно поговорить со своей клиенткой.

Внутри Верн Стакхаус ловит мой взгляд и показывает большой палец. Я случайно столкнулся с ним накануне и совершенно невинным тоном спросил, не появится ли здесь его сестра, репортер из «Провиденс джорнал»?

— Не могу сказать ничего определенного, но слушания… тут будет нечто весьма значительное, — намекнул я.

В этом специальном адском закутке, вероятно, есть трон для тех из нас, кто пытается извлечь выгоду для себя из работы на благо общества.

Несколько минут спустя мы оказываемся в кабинете судьи.

— Мистер Александер, — судья Десальво поднимает вверх листок с ходатайством о судебном запрете, — вы не могли бы объяснить мне, почему подали это, когда я вчера открыто рассмотрел ваш вопрос?

— Я имел первичную встречу с опекуном от суда, Ваша честь. В присутствии мисс Романо Сара Фицджеральд сказала моей клиентке, что судебный процесс затеян из-за недопонимания и дело разрешится само собой. — Я перевожу взгляд на Сару, которая не проявляет никаких эмоций, только сжимает зубы. — Это прямое нарушение вашего приказа. Хотя суд пытается создать условия для того, чтобы семья осталась вместе, я не думаю, что принятые меры окажутся действенными, пока миссис Фицджеральд не найдет возможным мысленно отделить свою роль в качестве родителя от роли адвоката стороны ответчика в процессе. До этих пор разделение необходимо.

Судья Десальво стучит пальцами по столу:

— Миссис Фицджеральд, вы говорили это Анне?

— Разумеется, говорила! — взрывается Сара. — Я пытаюсь добраться до самой сути!

От ее признания будто обрушивается шатер цирка, и мы остаемся стоять в полнейшей тишине. Именно этот момент Джулия выбирает, чтобы влететь в двери.

— Простите, я опоздала, — запыхавшись, произносит она.

— Мисс Романо, у вас сегодня была возможность поговорить с Анной? — спрашивает судья.

— Да, только что. — Она смотрит на меня, потом на Сару. — Кажется, девочка крайне смущена.

— Что вы думаете о ходатайстве, которое подал мистер Александер?

Джулия заправляет за ухо завиток волос.

— Сомневаюсь, что владею достаточным объемом информации для принятия официального решения, но внутреннее чутье подсказывает мне: выгнать маму Анны из дому — это будет большой ошибкой.

Я мигом напрягаюсь. Пес реагирует на это и встает.

— Судья, миссис Фицджеральд только что призналась в неисполнении судебного приказа. Ее нужно хотя бы привлечь к ответственности за нарушение этики, и…

— Мистер Александер, в этом деле все будет соответствовать букве закона. — Судья Десальво поворачивается к Саре. — Миссис Фицджеральд, я настоятельно рекомендую вам нанять для представления ваших интересов и интересов вашего мужа в этом процессе независимого адвоката. Сегодня я не стану издавать судебный запрет, но еще раз предупреждаю: не говорите с дочерью об этом деле до слушаний, которые состоятся на следующей неделе. Если мне станет известно, что вы вновь проигнорировали мое указание, я сам привлеку вас к ответственности и лично выпровожу из дома. — Он захлопывает папку с делом и встает. — До понедельника больше не беспокойте меня, мистер Александер.

— Мне нужно увидеться с клиенткой, — заявляю я и быстро выхожу в коридор, где должны сидеть и ждать Анна и ее отец.

Сара Фицджеральд, что вполне предсказуемо, висит у меня на хвосте. Следом за ней, несомненно, поспешает намеревающаяся сохранить мир Джулия. Мы втроем резко останавливаемся при виде Верна Стакхауса, дремлющего на скамье, где сидела Анна.

— Верн? — говорю я.

Тот сразу вскакивает на ноги и, готовясь к защите, откашливается.

— Проблемы с поясницей. Нужно как можно больше сидеть, чтобы снять нагрузку.

— Вы знаете, куда пошла Анна Фицджеральд?

Он кивает в сторону входных дверей:

— Ушла с отцом совсем недавно.

Судя по выражению лица Сары, для нее это тоже новость.

— Вас подвезти обратно в больницу? — спрашивает Джулия.

Сара качает головой, глядя сквозь стеклянные двери туда, где собрались репортеры.

— Есть здесь какой-нибудь запасной выход?

Джадж начинает совать морду мне в руку. Черт!

Джулия уводит Сару Фицджеральд в дальнюю часть здания, бросая через плечо:

— Мне нужно поговорить с тобой.

Я жду, пока она не отвернется, быстро хватаю Джаджа за шлейку и тащу пса по коридору.

— Эй! — Через мгновение каблуки Джулии стучат по плиткам пола позади меня. — Я сказала, что хочу поговорить с тобой!

Мгновение я всерьез подумываю, не сигануть ли в окно. Потом резко останавливаюсь и поворачиваюсь, сияя самой обворожительной улыбкой.

— Если быть точным, ты сказала, что тебе нужно поговорить со мной. Если бы ты сказала, что хочешь поговорить, я бы, наверное, подождал. — (Джадж вцепляется зубами в край полы пиджака, моего дорогого пиджака от «Армани», и тянет.) — Хотя прямо сейчас у меня встреча, я должен идти.

— Что с тобой творится? — спрашивает она. — Ты сказал, что побеседовал с Анной о ее матери и мы с тобой действуем заодно.

— Я это сделал, и мы были заодно. Сара давила на нее, и Анна захотела прекратить это. Я объяснил, какие есть альтернативы.

— Альтернативы? Она тринадцатилетняя девочка. Знаешь, сколько я видела детей, которые относятся к судебным делам совершенно иначе, чем их родители? Мать обещает, что ее ребенок даст показания против растлителя малолетних, она хочет, чтобы этого извращенца изолировали навсегда. А ребенку нет дела до того, что произойдет с извращенцем, лишь бы сам он снова не оказался в одной комнате с негодяем. Или он может думать, что преступнику нужно дать еще один шанс, как родители дают ему самому возможность исправиться. Нельзя ожидать от Анны такого же поведения, как от обычного взрослого клиента. Она эмоционально не готова принимать решения,