Знать бы еще, кому и зачем понадобилось дитя двух магий. До этого все расследования сводились к нулю: кто-то слишком виртуозно прятал следы. Быть может, после того, как я получу дневник Асхаира Третьего, прольется свет на некоторые вопросы.

А сейчас — спать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Аламинта де Шалис

Проснулась я в более чем разбитом настроении. Всю ночь мне снилось, как подросший ребенок проклинает меня за то, что я сама выбрала его судьбу, сама сделала за него выбор. По пробуждении долго думала о том, какие права имею на ребенка. По сути — никаких, если не считать, что теперь я — Аламинта, это тело мое и кровь в ребенке отчасти тоже моя.

Возможно, я слишком строга к эрлорду. Моя психологическая травма перенеслась со мной в этот мир.

Я не могла забеременеть в своем мире, из-за чего муж ушел от меня, посчитав бракованной. Я теперь не доверяю мужчинам, не могу их видеть сильными защитниками и полагаюсь на себя. Моя ошибка в том, что я мерю всех мужчин по одному лекалу, что в корне неверно: не все мужчины одинаковы. Осознать, переосмыслить свои поступки — это важно.

Но ещё более важно другое… Осознание, что ребенку нужен отец. Что эрлорд может дать ему намного больше, а я веду себя слишком эгоистично. Вспомнилась притча о царе Соломоне, когда родная мать готова была отдать своего ребенка, лишь бы он был жив, а неродная — готова была разрубить его пополам.

Так вот, до этого момента я вела себя как неродная мать, думая лишь о себе и зацикливаясь на своем горе.

Но правда в том, что главное — счастье ребенка. У него в любом случае не будет полной семьи, не будет той любви и нежности, которая могла быть с любящими отцом и матерью. Но забирать его себе в немыслимые и невообразимые условия — неверно. С чего я взяла, что к светлому ребенку на темной стороне, предположим, во дворце Хассаира, будет отношение лучше, чем в Жемчужном дворце? Едва ли.

А меня эрлорд не пустит жить в Жемчужный дворец, о чем он уже сказал. Заявление о том, что он не будет унижать супругу не только бастардом, но и его матерью, характеризуют его как семьянина, как человека, который будет верен избранной женщине. Я не могу его в чем-то винить. Вся вина лежит на Аламинте.

Я поняла, что вопреки всему поступлю правильно: так, как будет лучше ребенку. Не из собственного эгоизма, не буду цепляться за него руками и ногами, а действительно разберусь, что будет ждать эту малютку в Жемчужном дворце. Для этого желательно как-то попасть туда, хотя бы на неделю, и разведать обстановку. Но я никогда не стану матерью, лишающей своего ребенка принадлежащих ему по праву рождения привилегий.

Погладила живот, я улыбнулась. Первый раз за долгое время в моей душе поселился покой. Я приняла сложное для себя решение, сложное для любой женщины решение. Кто-то его осудит, но пока оно мне видится единственно верным — понять, что важно именно для ребенка, что безопаснее для него. Ведь в Жемчужном дворце никто не позволит остаться темной матери, к тому же, истинной делорда.

У меня будет своя судьба с множеством трудностей, но и выбора у меня не было. Значит, мне придется принять законы этого общества и подстроиться под него.

— Знаешь, малыш, я не знаю, что ждет нас впереди, — я улыбнулась, почувствовав толчок, — кое-что я могу оставить для тебя на память. Думаю, самое время прогуляться и прикупить тебе твои первые вещи.

Не успела я додумать эту мысль, как вошла эстресс Марисель.

— Доброе утро, леди Аламинта, — произнесла она с улыбкой. — Как ваше самочувствие?

— Лучше, чем раньше.

— Вот как? И в чем проявляются перемены? — спросила она, подойдя ближе и поставив свой саквояж на тумбочку.

— Во мне, — искренне ответила я. — Думаю, самое время воспрять духом и наслаждаться событиями, исход которых не зависит от меня.

Женщина с полуулыбкой смотрела на меня, наклонив голову. Вздохнув, она присела рядом и взяла мою руку, начав отсчитывать пульс. Когда со всеми условностями было покончено, Авина помогла мне подготовиться к началу нового, такого важного дня для моей собранной из осколков личности.

— Доброе утро, — встретил меня эрлорд в гостиной.

— Доброе утро.

— Возможно, я вчера был несколько груб, — заметил он. — Но я не привык увиливать и говорить полуправду. Мне претит любого рода ложь, пусть даже порой она направлена на смягчение некоторых обстоятельств.

— Вы правы, — ответила я. — Вы во всем правы. Вы как-то упоминали, что этот ребенок появился против вашей воли, если можно так сказать. Я не знаю, какие отношения вас связывали… — я осеклась, не договорив. — В общем, я уважаю ваше стремление защищать навязанного дитя. Ведь он жив до сих пор благодаря вам, насколько я понимаю. А единственное, что сделала для него я, — это оказалась нейтральной. Независящее от меня обстоятельство. Долгое время я думала, что имею право претендовать на того, к кому на самом деле имею опосредственное отношение.

— Однако, возможно, ты единственная, кому этот ребенок был дорогим изначально, без долга чести, как в моем случае, — не стал скрывать своих мотивов эрлорд. — Одно это вызывает мои искренние восхищение и уважение.

Я не ответила. Прошлась вдоль комнаты к окнам, выходящим в сад. Солнце близилось к полудню, но еще недостаточно пекло, чтобы щуриться. Его светлость молчал.

— И что же — даже не будете пытать меня вопросами? — спросила я, слегка обернувшись к нему.

— Бесполезно, — хмыкнул он. — Захочешь — сама расскажешь. А не захочешь… значит, я заслужил этого. Я ведь долгое время переносил на тебя свою злость на Аламинту, а ты даже не она.

Я неожиданно улыбнулась. Сама не знаю отчего, но оказывается так приятно быть самой собой. Разговаривать с ним от собственного имени… или почти собственного.

— Света, — выдохнула я, и эрлорд приподнял непонимающе брови. — В моем мире меня звали Светой. Полное имя — Светлана.

— Света? — удивился эрлорд и тоже улыбнулся. Эта улыбка топила иней, который, казалось бы, покрывал его лицо. — Какое символичное имя для нашего мира. Может быть, это судьба?

— А вы верите в судьбу? — удивилась я, и эрлорд усмехнулся.

— Вообще-то нет. Я считаю, что каждый сам творец своего счастья. От того не верю и в пророчества.