По его лицу катятся слезы. Пожалуйста, не надо так думать. Ричард не может вынести мысль о подобном письме, написанном ее рукой, о той боли, которую он оставляет ей в наследство. Вдруг все же можно вернуть сделанное? Вдруг для этого и нужны извинения?

По-быстрому постучав и сразу же отворив его дверь, в комнату заходит Карина. Ричарда раздражает, что она совсем не дает ему времени ответить, не допускает вероятности, что он может не хотеть, чтобы она входила. Он все еще расстроен, его лицо мокро от слез. Вытереть их он не может.

— Это Томми. — Она держит сотовый Ричарда экраном вверх.

— Кто?

— Твой брат, — раздается голос по громкой связи. — Привет, Рикки. Жаль, что не звоню тебе с хорошими вестями. Но тут такое дело… — Голос срывается и пропадает. Томми вздыхает и прокашливается. — Сегодня ночью умер отец.

Ричард пристально смотрит на Карину. Мучительная боль, в которую он только что провалился по колено, воображая себе письмо Грейс, испаряется. Он ждет, что же придет ей на замену. Не чувствует ничего.

— Его рано утром нашел Майки. Папа сидел в своем кресле со включенным телевизором. Мы думаем, он умер во сне. Похоже, сердечный приступ… Ты еще тут?

— Угу.

— Мне очень жаль, — говорит Карина.

— Спасибо. Прощание состоится в четверг при похоронном бюро «Найтс», а похороны в пятницу на кладбище Святого Иуды.

— По-нял.

— Знаю. Мне тоже тяжело говорить. Он прожил хорошую жизнь. Едва не дотянул до восьмидесяти трех. И умер в собственном доме, во сне, без всяких больниц и долгих изматывающих болезней. О большем и просить нельзя, верно?

Ричард с Кариной обмениваются взглядами, и между ними успевает состояться целый немой диалог о БАС и о смерти, пока Ричард не вспоминает, что Томми все еще ожидает ответа.

— Да.

— Слушай, я знаю, мы все давно не виделись, но ты можешь остановиться у Майки или в отцовском доме. Пригласил бы тебя к себе, но у нас тут дети и так по чуланам спят. Я не преувеличиваю. Места совсем нет.

Ричард поднимает глаза на Карину. Та кивает. Она поедет с ним в Нью-Гэмпшир.

— Па-си-бо, Том-ми. Мы ри-е-дем.

— Эй, ты там в порядке?

— Угу.

— Лады. Тогда увидимся в четверг.

Томми не знает, что у Ричарда БАС. Майки тоже. Никто из них не знает. Скоро узнают.

Карина завершает разговор и всматривается в бесстрастное-но-все-еще-в-слезах лицо Ричарда.

— Мне жаль. Ты действительно в порядке?

— Пол-ном.

Ричард разворачивает кресло от нее к компьютеру, демонстрируя ей свой затылок.

Он слышит, как она молча выходит из комнаты. Снова заставляет кресло развернуться, чтобы убедиться, что она ушла, и возвращается к компьютеру. Делает глубокий вдох, настолько глубокий, насколько ему позволяет ставшее поверхностным дыхание. Нацеливается носом на экран, держа свою тяжеленную голову ровно, и наводит курсор на папку, обозначенную как «Письма к отцу». Папка открывается. Один за другим он выбирает все девять файлов и перетаскивает их в корзину. Изучает экран. Папка так и висит. Курсор дергается и мерцает, а сердце Ричарда колотится в горле, пока он выбирает и затем перемещает папку в корзину.

Готово.

В одночасье и его отец, и любая возможность принести извинения остались в прошлом.

Глава 24

С похорон они прибывают в дом Уолта последними. В гостиной Карина с Грейс неловко жмутся за спиной Ричарда, ожидая, чтобы он или прошел дальше, или сел, или сделал хоть что-нибудь. А он просто стоит там столбом и разглядывает пустое место. Пианино, неотъемлемая принадлежность дома его детства, казавшаяся столь же неизменной, как фундамент, исчезло. На его месте ничего нет. Ричард стоит не шевелясь и силится осознать его не поддающееся осознанию отсутствие, чувствуя себя так, будто единственная примета его детства была стерта подчистую. Так как в представлении Ричарда умерший отец стер его прошлое, а БАС стирает его будущее, его самого уже почти не осталось. Создается ощущение, будто время обрушивается на него, кости вдруг кажутся слишком хрупкими, кожа слишком прозрачной, присутствие почти неосязаемым, и он думает, что мог бы просто прекратить свое существование здесь и сейчас.

— Ку-да он де-ле-го? — спрашивает он, ни к кому в отдельности не обращаясь. Даже с усилителем голоса его едва слышно.

Карина встает справа от Ричарда, обхватывает его рукой за пояс и поддерживает за бедро, добавляя устойчивости.

Из кухни выходит брат Ричарда Томми.

— Что случилось?

— Где фортепиано? — спрашивает Карина.

— У меня. На нем занимаются Люси и Джесси. Надеюсь, никто не против.

Ричарда окатывает волна облегчения. Он дышит. Он снова в своем теле. Люси и Джесси — его племянницы, девяти и двенадцати лет. Он кивает.

— То-ко за.

— У них здорово получается. Я им говорю, что это у них от дяди.

Ричард улыбается одними глазами и опускает взгляд на свои ноги, не зная, как реагировать на столь неожиданный комплимент.

— Ребят, вы как, проголодались? У нас на кухне полно еды. Грейс?

— Иду. — Грейс следует за дядей в соседнюю комнату.

Ричард садится в кресло-качалку и оглядывает гостиную, словно оказался в ней впервые. Этот визит вполне может стать последним. Сродни своему бывшему жильцу, дом выглядит старым и отжившим свое. Половицы изношены и скрипят, краска на потрескавшихся стенах облупилась, потолок покрыт подтеками. За исключением исчезнувшего пианино и появившихся телевизора с огромным экраном и здоровенного мягкого кресла, в гостиной все так, как помнит Ричард.

Занавесок на окнах как не было, так и нет. Его мать верила в солнечный свет и в то, что скрывать ей нечего. Она часто говорила, будто не делает ничего такого, что захотела бы держать в секрете от соседей. Они жили посреди густо поросшего лесом участка в четыре акра, их ближайшему соседу потребовался бы телескоп «Хаббл», чтобы разглядеть, как покуривает сигаретки обряженная в свои розовые бигуди и ночнушку Сэнди Эванс.

Притом что матери не стало более двадцати восьми лет назад, отсутствие именно ее, а не отца Ричард ощущает в этой комнате наиболее остро. Мать была его единственным союзником в семье, единственным человеком, который по-настоящему видел и принимал его. Если бы не она, он бы не смог играть на пианино. Она договаривалась о его занятиях, вынуждала Уолта на них раскошелиться, возила сына на все уроки, выступления и конкурсы, защищала его право заниматься дома.

Он помнит, как она однажды встала между пианино Ричарда и цепной пилой Уолта. Ричард уже забыл, с чего отец завелся. Может, перебрал пива, а «Пэтриотс» проиграли. Что осталось в