В памяти всплыл Праздник Костров. А ведь тогда его глаза были другими. Как солнце… Летнее.

Нежным и ласковым было пламя, пляшущее на дне черных зрачков. А сейчас — лед, чье сердце — огонь.

— Тогда, почему?

Почему?

Гордость. У Лады ее было в избытке. И она не могла простить того, что было. Слишком велико нанесенное оскорбление, слишком глубока рана…

Но не сдастся она. Все. Довели.

Скользнуть по кромке мироздания, вырываясь из хищного захвата.

Не только у тебя есть таланты и дары, Владыка. У нее тоже… кое-что припасено в рукаве.

— Потому же, почему вы позволили себе улыбаться и оказывать знаки внимания в моем присутствии другой.

Никто из них не хотел идти на уступки. Не позволяли заветы предков, воспитание, кровь наконец! Характер…

— Вас не касается то, на кого я обращаю внимание, госпожа. Или вы забыли… ваше место?

Ах, место! Вот как он думает! Вот кем он ее считает! Вещью! Игрушкой! Красивой, дорогой, ценной, но… бесконечно покорной, не смеющий слова сказать. Ведь они не могут говорить. Куда поставил — там и стоят. За какую ниточку дернул, то и сделала! Ту руку подняла! Туда, куда указал ступила!

— Вот значит как! Я для вас вещь… Безликая. Лишь небольшое дополнение к заключенному миру? Отвечайте же!

Молчит. Неужели он и правда так думает? Больно… Как же больно!

— Игрушка… Вещь…

Со звоном разбилась о стену большая фарфоровая ваза с цветами. Хрупкие, нежные лепестки ковром устлали пол, оставшись лежать между белых осколков.

Хрустальным дождем осыпались стеклянные подсвечники. И их осколки сияли тысячами радуг в золотых солнечных лучах… Красиво. Могло бы быть, в другой ситуации.

Черно-белыми звездами засияли камни для гобана. Уже несколько минут несуществующего. От него остались лишь щепки. А ведь она только начала любить эту игру!

Лада и не заметила как порезалась… По руке потекла тонкая струйка крови.

Той, что не давала забыть о том, кто ты. О том, что такое гордость и честь рода. Пусть ты и человек. Всего-навсего обыкновенный человек. Часть интерьера. Игрушка. Вещь.

— Успокоились?

Как он может быть так спокоен? Словно бы и не его комнату сейчас разносили вдребезги! Били и крушили все. Что под руку попадется!

Хотя может и впрямь — все равно.

Через пару минут здесь ничего не будет напоминать о случившимся. Осколки уберут, поставят новые вазы и цветы, принесут новую мебель взамен испорченной… Как несправедливо!

— Ну?

И вспыхнула в сердце обида. Яркая, жгучая, застилающая глаза…

— Лучше бы вы не спасали меня тогда! Лучше бы… лучше бы…

Она не знала, что ей говорить. Слова комом застревали в горле, мешали дышать… Сердце бешено билось в груди, а в глазах стояла мутная пелена.

— Я вас ненавижу…

А Владыка смотрел и молчал. И только Боги знали, чего ему это стоило! Не сорваться…

— Ненавидьте. Только в Мои дела не вмешивайтесь, жена.

Чужой он был сейчас. А казался недавно таким родным, добрым, понимающим. Все маски, все ложь.

— Вы, госпожа, должны помнить свои обязанности… и то, к чему вас может привести ваша эмоциональность и несдержанность. Не в гостях чай!

Вскинуть голову. Размахнуться и оставить красный след на лице безупречной лепки. За это здесь казнят. Но только не ее. Еще не вышло время.

— Вы чудовище! Зверь!

Вырваться отсюда! Туда, на волю, к солнцу! Подальше от него, чтобы не видеть, не чувствовать, не слышать…

Только выпустит ли?

Выпустил. Даже не оглянулся ей вслед. Как будто, так и надо! Как будто, ничего и не было!

Пусть! Ей все равно!

Только по щекам бегут несуществующие уже слезы, обжигая обнаженную ныне душу… Плакать без слез. Жестоко твое наказание, Богиня! Только сделать уже ничего нельзя.

А над столицей разверзло свои глубины небо. Лазурное, высокое, чистое… Если и суждено будет умереть, то только под таким куполом… Только не случится это. До осени. Пока не истечет срок, оговоренный в договоре…

— Ну вот, они опять поссорились! А все из-за кого?

Касуми-доно был недоволен своей племянницей. И это еще мягко сказано! А ведь он велел ей быть осторожной, внимательной, хитрой! Настоящей китсуне!

Но… ничего не вышло. Маленькая лисичка слишком сильно привязалась к своей названной сестре… Она сняла перед ней маску. Как и Мизу. Как и Тамаши. Как и Хикару. Но уж с ним-то все понятно! Ребенок! Что с него взять!

Просто… Теперь они просто не могли ее предать. Не могли отвернуться и спокойно наблюдать со стороны.

Верность, которая не знает границ… Люди считают, что это определение не подходит многохвостым. Только они ошибаются. Подходит. Потому что искренне преданным умеет быть только зверь.

— Не из-за меня — точно! И не из-за Властителя драконов. Лада наоборот помогла ему.

Не уступить и не сдаться. Да, может, Кори и поступала опрометчиво, не пыталась что-то сделать во славу своего рода, но… она не могла иначе. Не по отношению к Ладе. К сестре, такому родному и слабому существу. Которое привыкла уже беречь и охранять. Заботиться о ней. Лада ведь такая глупая….

— А кто?! Скажи мне на милость — кто?!

С громким стуком опустилась на стол чашка с зеленым чаем, чуть сильнее вспыхнул огонь, заклубился по полу туман…

Злится глава рода Туманящих Разум. Злится, гневается… Ведь его планы рушатся как карточный домик, рассеиваются как эта белая завеса, давшая имя его семье.

Только этим горю не поможешь, не успокоишь расшатанные нервы!

— По чьей вине твоя подруга не станет Императрицей?!

Мечтал об этом мудрый китсуне, надеялся! Для рода желал процветания и уважения! Ведь скоро надо будет уйти… Он и так задержался на этой земле. Богиня зовет. Только еще столько надо сделать! И не получается! Словно бы Судьба ополчилась на них.

— Владыка.

Кори и вправду так считала. Пусть Лада и не знала пока еще всех законов, традиций, знаков ее народа, но Император-то знал! Знал, что люди импульсивны, подвержены эмоциям, не привыкли делиться… А тут устроить такое! Естественно, что ее госпожа приревновала! Только не понял он ее мотивов, не увидел боли во взгляде…

— Да ты понимаешь, что ты только что сказала-то? Кого обвинила?

Кори окинула взглядом сад. Пустой и тихий. Гости уже разъехались, ушли по своим дорогам, растаяли в синем небе.

Только пели птицы да цикады… Красиво и грустно. Сакура уже отцветала, а земля походила на бледно-розовый ковер. Весна почти ушла. Наступало жаркое лето.