Пока не случилось нечто непредвиденное. Девушка была очень необычной: умной, бесчувственной, холодной. Но не совсем бессердечной. И любовь, нежданная и непрошенная, нашла к ней дорогу.

Вот как это произошло. Иногда отец уговаривал ее продемонстрировать свое волшебное искусство, показать что-нибудь захватывающее перед публикой, чтобы обеспечить ему поддержку и успокоить недовольных. Заслуги он приписывал себе, что, впрочем, и ее вполне устраивало. Ей нравилось быть почти незаметной, работать в библиотеке и в лаборатории, учиться отделять материю от разума и убеждать физический мир, что ему не обязательно во всем держаться старых привычек.

В третью годовщину своего прихода к власти отец попросил ее устроить представление в зале его дворца. Она заставила загипнотизированных гостей танцевать в десяти футах над землей, и они кружились в воздухе элегантными парами. Она извлекла из их одежды искры статического электричества и сделала из них молнию. Молния ударила в потолок, а потом вновь распалась на частицы и вернулась туда, откуда пришла.

В завершение своего представления она сняла все драгоценности со всех ушей, запястий, шей и пальцев, и они сбились в сверкающее облако, колышущееся и звенящее в воздухе. Ей хотелось составить из драгоценностей магический знак своего отца.

Но что-то мешало ее волшебству. Облако из драгоценностей не подчинялось ее воле. Вместо того чтобы сложиться в символ ее отца, оно приняло вдруг форму абелии: цветка, похожего на колокольчик. А потом дрогнуло, разлетелось, как пыльца от дуновения ветра, и каждое украшение вернулось к своему хозяину.

Публика, не ведая о том, что произошла ошибка, разразилась аплодисментами. Щеки девушки покраснели: отец бросил на нее короткий свирепый взгляд, прежде чем с любезной улыбкой повернуться к толпе.

Сердце у нее дрогнуло вместе с облаком: только другой волшебник мог вмешаться в ход ее представления, причем волшебник более могущественный, чем она. Тем самым он и посрамил ее, и одновременно выразил признание: цветок ведь носил ее имя. В честь покойной матери ее звали Абелией.

Во второй раз это случилось, когда она была одна.

К своему разочарованию, она никак не могла изменить пути небесных тел. Даже самая темная магия ее отца была тут бессильна. Зато она научилась изменять вид неба. В безлунную ночь она стояла на берегу озера за отцовским дворцом. Рукава у нее были закатаны по локоть, волосы убраны назад и связаны лентой. Взяв немного света у звезд, она сделала фальшивую луну и провела ее через все фазы поочередно.

Но тут луна стала темнеть: только что была цвета шампанского, но постепенно принимала винный оттенок. Девушка старалась так, что руки заболели и глаза заслезились, но ей никак не удавалось заставить луну снова побледнеть. Полная, круглая, она вдруг выпустила пять лепестков, и звезда сошла со своей орбиты и пристроилась к ней в виде пестика.

– Абелия… – прозвучал за спиной чей-то голос, глубокий, как цвет новой луны.

Девушка обернулась, и вся ее жизнь переменилась в один миг.

Девушку влекла к магу его магия. Мага в девушке привлекало ее честолюбие. Оно всегда кружило ему голову запахом опиума и янтаря, а у нее были неисчерпаемые запасы этого наркотика. Он тоже изменил свое лицо, только не для того, чтобы сделаться незаметным, а наоборот, чтобы нравиться другим: мужчине ведь это дешевле обходится.

С этого дня они стали работать вместе. Их амбиции слились, как ручей с рекой. Он напомнил ей ее давнюю мечту: приподнять оболочку мира и увидеть механизм, который им управляет.

Тот, кто стремится подчинить мир своим желаниям – с помощью слов, науки, магии или простым повелением, – должен руководствоваться твердыми правилами. Девушка не была хорошим человеком, однако свой кодекс у нее был: она никогда не разбирала то, чего не могла потом собрать обратно. Но правила ведь можно переписать, буква за буквой, и это нетрудно сделать человеку с бархатным голосом, который касался ее рта кончиком большого пальца и произносил ее имя так, будто оно было медовым.

В первый раз он спросил ее об этом будто бы между прочим.

«Руки, – сказал он. – В руках столько магии. Если они нам понадобятся – если тебе понадобятся, – ты ведь сможешь добыть еще пару рук?»

«Да, – сказала она. – Конечно. В городе нет недостатка в мертвых телах».

«Нет, – сказал он, подбирая слова аккуратно, как рисовые зерна. – Миг, когда жизнь обрывается, имеет особую силу. Мертвый отдает часть себя, чтобы создать что-то новое. Конец рождает начало, и это начало приобретает огромное могущество».

Только тут девушка поняла, о чем он просит.

Одну руку она взяла у своей швеи. У нее были умные руки, ловкие и проворные. Другую – у кухарки. Эта рука была вся в шрамах, зато крепкая. И ее любовник оказался прав. Обе женщины только что были живы, и вот уже лежали мертвыми на полу в гостиной Абелии, задохнувшись под действием яда. Это был их конец. Но когда Абелия взяла их руки, это стало началом. В тяжести этих рук чувствовались все знания, которые они впитали, все умения, которыми владели. Она завернула их в несколько ярдов плотного атласа и послала с ними гонца к своему возлюбленному. Остатки тел она уничтожила.

После этого все стало легко.

Одна нога была взята у горничной, которая всегда так легко порхала по замку, радостная, как птичка. Другая – от мальчика-глашатая, который целыми днями бегал из замка в город и обратно.

Когда ее возлюбленному понадобился язык, она убила сразу двух зайцев: вырезала язык главному советнику отца. В последнее время он приобрел слишком много влияния, слишком уверенно держался на своей должности. Она не стала говорить отцу, кто избавил его от лишних хлопот.

За глазами, которые просил принести ее маг, она отправилась в город. Неприметное лицо было отличной маскировкой. Один человек в таверне громко похвалялся тем, что повидал в своих путешествиях, какой дальний путь проделал и где успел побывать.

Она сделала себе красивое лицо и фигуру – ненадолго, только чтобы заманить его в дальнюю комнату, на чердак. Там она отняла у него и жизнь, и глаза, повидавшие столько чудес.

«Итак, – сказал ее возлюбленный, когда она отдала ему добычу. Он не мог скрыть радостной дрожи в голосе. – Теперь осталось только сердце».

Добыть сердце оказалось труднее. Хладнокровия девушке было не занимать, да и во вкус она уже вошла. Но никак не могла решить, какое сердце ей нужно. Доброе – но как знать, какие тайны оно хранит в себе? Храброе – но кто скажет, не гнилое ли оно внутри?

Она так долго ломала голову над этой задачей, что ее возлюбленный начал терять терпение. «Если у тебя не хватает духу это сделать, – пригрозил он, – я найду ту, у кого хватит».

Девушка не привыкла, чтобы ей угрожали. Она не ответила только потому, что ей самой не терпелось узнать, ради какой великой магии он старается: конечную цель он до сих пор скрывал от нее. Поэтому она прикусила язык и с удовлетворением ученого отметила, что кусок любви к нему, которую она носила в себе, сморщился и отпал.