В таком политическом климате и возник субкультурный троллинг вместе со своей маской, о чем говорится в статье «Лулзы» в Encyclopedia Dramatica: «Лулзы – занятие интернет-пользователей, которые повидали слишком много крупных экономических (экологических, политических) катастроф и теперь рассматривают состояние сознательной, радостной социопатии по поводу теперешнего апоплексического состояния, в котором пребывает мир, как превосходство над постоянным ощущением эмо»{265}. Такое отношение характерно для многих троллей, с которыми я работала; они утверждали, что лучше троллить, чем хныкать.

Позвольте внести ясность: я не имею в виду, что трагические события 11 сентября – плюс последствия войн в Афганистане и Ираке – способствовали объединению субкультуры троллей или падению с неба готовой маски тролля. Как обсуждалось в предыдущих главах, гики и хакеры уже несколько лет озорничали в Сети и десятки лет в некоторых других сферах, а термин «тролль» уже давно гулял в Usenet. Иначе говоря, троллинг не был, да и не мог быть, детищем одной только форчановской площадки.

Генри Дженкинс рассматривает сходный вопрос, анализируя культурное доминирование «Ютьюба», и утверждает, что успешные площадки редко порождают (а быть может, и никогда не порождают) абсолютно новые категории поведения. Вернее будет сказать, эти площадки обеспечивают пользователям более эффективные пути достижения того, что они уже делали. Например, успешность канала «Ютьюб» объяснялась не его возможностями стимулировать практики участия и взаимодействия, а тем, что он предоставлял площадку для высказывания уже существующим сообществам и практикам участия и взаимодействия. Без готовой аудитории для самодеятельного контента «Ютьюб» не имел бы, да и не мог бы иметь, столь ошеломительного успеха{266}.

Аналогичный вывод можно сделать и в отношении «Форчана». Электронная доска объявлений никого не вовлекала и не могла вовлечь в троллинг, она могла только свести людей вместе и предоставить им площадку, а затем и возможность усиления имеющейся активной энергии. А энергии вокруг было полно. Молодая Всемирная паутина кипела от дурачеств, розыгрышей и того, что впоследствии получит название «ультракоординированная х**ня» (я позаимствую этот термин у Коулмэн{267}). Разница между этими выходками и выходками субкультурных троллей была в том, что у прототроллей был лишь один путь – в хакеры и компьютерные гики. «Форчан» изменил эту ситуацию. «Форчан», а точнее /b/-борда, придал конкретное содержание термину «троллинг», которое и распространилось по всему Интернету. Не потому, что в таком поведении было что-то новое или совсем уж особенное. Просто настало нужное время и появилось нужное место – и критическая масса была достигнута.

Немаловажен тот факт, что это были нужное место и нужное время, и это следует учитывать, не только разбираясь, как и когда возникла субкультура троллинга, но и почему она нашла отклик у такого множества людей. Особенно важно то, что в этот период американцы дистанцировались от истории, от войны, от страданий других людей, от страданий сограждан, причем мейнстримные СМИ и администрация Буша побуждали их сохранять дистанцию.

Конечно, для жителей Нью-Йорка и тех, кто потерял друзей или близких в терактах, 11 сентября было и остается живым кошмаром. То же можно сказать про возвращающихся с войны ветеранов и родственников тех военных, кого командировали в зону военных действий. Однако преобладающее большинство американцев воспринимали 11 сентября как бесконечное число прокручиваний 45-секундного фильма – жуткое зрелище, когда второй самолет врезается в Южную башню. Точно так же, удаленно, через телевизор или Интернет, миллионы американцев воспринимали обе войны. Это не делало катастрофические события ни менее реальными, ни менее тревожными, но как-то пугающе изъятыми из повседневной жизни. Дистанцирование еще больше усугублялось настойчивыми заявлениями администрации Буша о том, что, если американцы не будут жить обычной жизнью (как если бы ничего ужасного не происходило), террористы победят.

Короче говоря, американцев просили расслабиться. Их просили не распространяться о последствиях этих войн, о пытках, об экономическом кровопускании, вызванном войнами. Их просили ездить в отпуск, ходить по магазинам и не задавать лишних вопросов. Но тогда что удивительного в том, что тролли, чья главная функция быть жуками-навозниками культуры, предпочли держаться подальше от чужой трагедии? Разве удивительно, что троллинг, который выкристаллизовался в отдельную субкультуру сразу же после серии трагических событий, получивших широкое освещение в СМИ, стал открыто и беззастенчиво фетишистским? И разве удивительно, что плачу тролли предпочли смех – вместе с другими троллями и над теми, кто не умеет так же держать эмоции под контролем?

Вне зависимости от того, существует или нет альтернативное объяснение (возможно, и не одно), почему развилось диссоциативное поведение троллей, неудобная правда состоит в том, что не только тролли дистанцировались от социальных или политических последствий трагедии. А также в том, что не они были главными претендентами на использование трагедии в личных целях. Это особенно верно по отношению к периоду формирования субкультуры, примерно между 2003 и 2007 гг. Именно тогда 11 сентября стало своего рода фетишем, по крайней мере для политиков, которые на терактах заработали голоса избирателей (вспоминается замечание тогдашнего кандидата в президенты Джо Байдена о том, что платформу бывшего мэра Нью-Йорка Руди Джулиани во время президентской кампании можно было свести к формуле «существительное + глагол + 9/11»{268}).

Какой бы необычной или неприятной ни показалась эта мысль, в контексте современных американских медиа троллинг очень даже имеет смысл. Тролли превосходно применяют возможности, предоставляемые Интернетом. Отношение троллей к социальным медиа и использование их часто отвечают интересам маркетологов, руководителей и акционеров платформ. Тролли используют в своих интересах особенности исторического и политического ландшафта и медийные системы внутри него. Тролли в целом все делают правильно. Но этим связь между троллями и доминирующей культурой далеко не исчерпывается.

Помимо действий в рамках логики мейнстримных СМИ, тролли и троллинг копируют ряд распространенных культурных логик и вдохновляются ими. Троллинг не только основывается на состязательном методе – доминирующей парадигме западной философии{269}, он характеризуется глубоко потребительским отношением «в Сети мне можно все», порожденным идеологиями экспансионизма и колониализма, которые стали нормой. Можно сказать, что троллинг опирается на те самые ценности, которые, как принято считать, сделали Америку величайшей и могущественнейшей державой в мире. Другими словами, у троллинга мощные культурные предшественники. Странно, что кого-то еще удивляет его распространенность.