— Вы.

— Я?! — удивлению Лесдигьера не было границ. — Но мне сие тоже неведомо!

— Я извещу вас о том, но… всему свое время. В назначенный день вы еще раз придете ко мне, и я поведаю вам все детали. Вы, кажется, удивлены?

— Не стану отрицать, монсеньор…

— Поскольку всегда считали, что нас с герцогом связывает давняя дружба? — улыбнулся коннетабль.

— Так думали все, и я — не исключение, — растерянно пробормотал Лесдигьер.

— Всеобщее заблуждение. Я не могу называть другом человека, который интересам отечества предпочел интересы иноземных держав.

— Как?! Герцог де Гиз уличен в предательстве?

— Не будь я в том уверен, мой юный друг, мы с вами сегодня не беседовали бы.

— Но почему же в таком случае вы не арестуете его?

— Потому что арест столь значительной политической фигуры неизбежно вызовет нежелательный резонанс в обществе, а это повлечет за собой как лишние хлопоты, так и, боюсь, незаслуженное унижение августейших особ. Я ответил на ваш вопрос? — Дождавшись согласного кивка собеседника, Монморанси продолжил: — Теперь запомните следующее: мое поручение относительно господина де Польтро есть не что иное, как воля короля, а Карл IX, смею заметить, не забывает людей, оказывающих ему подобного рода услуги. Догадываетесь, о чем я?

Лесдигьер гордо вскинул подбородок:

— Мною руководит отнюдь не честолюбие, монсеньор! Я готов исполнить волю Его Величества единственно из ненависти к человеку, предавшему интересы отечества, и из желания содействовать свершению над ним акта возмездия!

— Я рад, что наши взгляды на сложившуюся ситуацию совпадают, — произнес коннетабль нарочито сухо, дабы охладить пыл юноши. — В таком случае позвольте продолжить… Итак, в первую очередь постарайтесь уберечь господина де Польтро от излишних блужданий по городу: на улицах неспокойно, а характер у нашего мстителя, как я понял, весьма неуравновешенный. Франции же он нужен живым и невредимым.

— Я понял, монсеньор.

— Далее. Разговор наш должен остаться в тайне. Имейте в виду: одно неосторожное слово может стоить вам головы — мне достаточно будет шевельнуть лишь пальцем. А в моих возможностях вы, надеюсь, не сомневаетесь… Кстати, шевалье, кому известно о вашем сегодняшнем визите ко мне?

— Только маршалу де Монморанси.

— Ни единая душа не должна знать о том, что вы были сегодня у меня. Наденьте маску, когда будете выходить отсюда и постарайтесь запутать следы по дороге к улице Сент-Авуа. Когда придете сюда еще раз, не забудьте вновь надеть маску и закутаться в плащ. Лучше будет, если вы обогнете дворец улицей Жуй.

— К чему такие предосторожности?

— Потому что никто, кроме вас не знает, где найти Польтро де Мере. Жизни сотни моих придворных не стоят сейчас одной вашей. Берегите себя. Будьте настороже. Впредь, выходя из дому, надевайте кольчугу. По дороге осматривайтесь, не следит ли за вами кто; если заметите — убейте его. Вы все поняли, шевалье?

— Я все исполню в точности, монсеньор.

— Знаком ли вам господин де Буасси?

— Да. Это учитель фехтования маршала де Монморанси и короля.

— Отныне вы будете брать уроки у него. Он научит вас сражаться как правой, так и левой рукой, и покажет такие приемы, о которых не знает никто. Я позабочусь об этом. Это всё.

Лесдигьер поднялся.

— Идите, шевалье, и помните, что отныне ваша жизнь принадлежит королю, а значит Франции.

Лесдигьер откланялся и вышел.

* * *

Однажды вечером, спустя несколько дней после этого разговора, какой-то человек, закутанный в темный плащ и в маске, вышел через потайную дверь из дома, стоящего на улице Мишеля Эконте. С большой предосторожностью, часто меняя маршрут, человек подошел к дому, выходившему фасадом на улицу Жуй, и постучал в дверь условным сигналом. Вскоре кто-то невидимый открыл окошко и что-то коротко спросил. Незнакомец ответил; его тут же впустили, и дверь плотно закрылась за ним. Через минуту он вышел с другой стороны дома и, обойдя сточную канаву, постучал в калитку ограды дворца Монморанси. Процедура обмена паролями повторилась, и неизвестный оказался внутри.

Через полчаса этот же человек покинул дворец Монморанси. Снова попетляв намеренно по улицам Парижа, он остановился перед домом на узкой улочке Пуаре, который спустя двадцать лет станут называть домом гугенота Бертомьер.

— Что вам угодно? — услышал он в ответ на свой стук.

— Женева и Амбуаз, — тихо ответил незнакомец.

Дверь раскрылась, и он вошел. Судя по всему, ему здесь все было знакомо, и он стал уверенно подниматься по лестнице на второй этаж. Едва он вышел на площадку, как к нему, протягивая руки, бросился какой-то человек с криком:

— Лесдигьер! Святая пятница, вот и вы!

— Здравствуйте, Польтро.

— Идемте, вас давно ждут.

В комнате, куда они вошли, сидели за столом человек десять гугенотов. Они слушали оратора, в котором вошедший сразу же узнал графа де Поплиньера. Кроме него из главарей здесь присутствовали Жан де Субиз и де Леран. Лесдигьер коротко поздоровался со всеми, и они с Польтро де Мере, высоким дворянином с орлиным взором, горбатым носом и пышными усами, отошли в сторону.

— Ну что? Узнали вы что-нибудь? — спросил Польтро. — Гиз в Париже?

Лесдигьер отрицательно помотал головой:

— Герцога Гиза в Париже нет. Он в Орлеане.

— В Орлеане! — вскричал Польтро, и все головы тут же повернулись в их сторону.

— В чем дело? — спросил Поплиньер.

— Господа, — произнес Лесдигьер, — я только что узнал, что герцог де Гиз выехал в Орлеан. Он командует войском, которое осаждает наших братьев.

В комнате повисло тягостное молчание.

— Как же он там очутился, черт бы его побрал! — воскликнул Поплиньер. — Ведь королева-мать отдалила его от себя; неужто он снова у нее в милости?

— Сведения верные, Лесдигьер? — спросил Субиз.

— Вернее быть не может.

— До каких же пор мы будем терпеть эту змею в нашем государстве? — подал голос один из собравшихся.

За ним послышался другой возмущенный голос:

— Сначала он потопил в крови Амбуаз, потом прошел мечом по нашим головам в Васси, а теперь он убивает наших братьев и сестер в Орлеане! Когда же смерть протянет свою руку к этому чудовищу?

— Судя по всему, не скоро. А ведь в Орлеане сейчас наш адмирал! Что, если он возьмет его в плен или, упаси Господь…

Это был третий оратор. Он прикрыл рот рукой, но все и так поняли то, что он не договорил.

— Смерть не берет к себе этого подлеца! — вскричал четвертый. — Значит, надо взять инициативу в свои руки и помочь ей. Этим мы совершим богоугодное дело и избавимся от ехидны.