– Привет, – наконец сказал я, – значит, все-таки выбрался. Признаться, я на это не рассчитывал.

Карлик вдруг рассвирепел, ноздри его громадного носа стали расширяться, глаза налились кровью, и он ткнул в меня кривым пальцем:

– Ты сказал, Куксоил болен?! Куксоил теперь больше не возит еду! Ты сказал!..

– Не понял, – откликнулся я, перенимая его манеру разговора, – что это за странные обвинения? Когда это я такое говорил?.. – Но тут вспомнил. – Ах да, действительно говорил…

– Ты сказал, Куксоил болен!

– Ну да, говорил, Пределы тебя побери, и не надо на меня орать! – Тут я тоже рассердился. – А кто, спрашивается, закинул меня на охранительный круг, где вообще никого нет и можно запросто от голода сдохнуть, а? Молчишь – вот то-то же. Подумаешь, ну и сказал кому-то, что ты болен, делов то… Так ведь я же тебе помочь хотел, ты же долгое время отсутствовал. Что они могли подумать? Они могли решить, что ты просто уклоняешься от своих обязанностей, а я вот тебя спас…

– Ты сказал – Куксоил болен! – упрямо протянул карлик. – А Куксоил вовсе не болен!

– Вот заладил! – с досадой проговорил я. – Еще раз повторяю: я хотел тебе помочь. Не знаю, что там у тебя приключилось, но…

За моей спиной вдруг раздался дикий рев, и я понял, что скелетное охранение напало на след и через пару мгновений будет здесь.

– Эй, – мягко сказал я, – Куксоил, дружище, а не мог бы ты применить свое умение еще разок и отправить нас куда-нибудь подальше? Видишь ли, скоро здесь будет целая куча очень неприятных гадов… Они лишены плоти и очень опасны…

Карлик вытаращился на меня так, словно я сказал что-то неприличное. Впрочем, скорее всего, из моих слов он попросту ничего не понял. А когда поймет, пройдет целая вечность и его помощь мне уже не понадобится.

– Так, ясно! – Я пихнул его в грудь и рявкнул: – С дороги, уродец!

В ответ он влепил мне крепким кулачком в живот. Поскольку нападение Куксоила было для меня полной неожиданностью, удар получился очень болезненным. Я охнул и собирался уже дать ему по зубам, когда послышался шорох множества бегущих по песку ног. Я обернулся и понял, что преследователи настигли меня. Впереди, ощерив желтые клыки, неслись псы-скелеты. За ними, размахивая костями, торопились воссоединиться со мной скелеты-люди.

При виде столь жуткой картины Куксоил заскулил от страха и обмочился (решил, наверное, что ему тоже что-нибудь угрожает – ну круглый идиот, что тут говорить). Он вскинул ладонь и выкрикнул: «Кадемаран ракемаран бегдракака!» Я сделал для себя вывод, что прибегать к помощи магии Куксоил может только в стрессовой ситуации. Значит, надо эти стрессовые ситуации ему создавать, и тогда я смогу использовать его дар в полной мере… От яркой вспышки я почти ослеп. Потом почувствовал, что нечто громадное сильно ударило меня в грудь. Я сделал сальто назад (на уроках акробатики оно мне никогда не давалось) и полетел в разверзшуюся под ногами пропасть. На мгновение я потерял ориентацию в пространстве, а когда снова обрел ее, то увидел, как песчаный обрыв быстро удаляется. На нем застыли без движения желтые фигурки бойцов скелетного охранения, но нигде не было видно проклятого Куксоила…

«В этот раз я точно переломаю себе ноги и руку, – подумал я, – надо будет запомнить на будущее – держаться подальше от горбатых карликов, кажется, они приносят мне несчастье».

Посчастливилось мне как-то присоединиться к незначительному обозу. Тащили его четыре дохлые лошаденки. На обозе ехала семья – отец, мать и два сына. Один не в меру мрачный и толстый, другой – длинноволосый и, как мне показалось, немного не от мира сего. Отец был весь сосредоточен на четверке лошадей и много о них рассуждал (должно быть, очень увлекался лошадьми). Мать же, не слушая его рассказов, говорила токмо об искусстве и тем заслужила мое искреннее уважение, ибо столь долго и нудно рассуждать о материи сугубо умозрительной может лишь человек, который действительно глубоко в этом сведущ. Почтенная служительница муз и меня несколько раз пыталась втянуть в разговор, но я вежливо отклонял все ее выпады в мой адрес. Поскольку дорога была долгой, старший сын, наверное с тем, чтобы хоть как-то скрасить ее, внезапно затянул заунывную мелодию. Голос у него оказался настолько противным, что я, признаться, хотел уже заткнуть уши, но подумал, что могу этим неосторожным жестом оскорбить чувства этого странного семейства, и потому сидел без движения, вслушиваясь в омерзительное пение. Едва я успел к нему немного привыкнуть, как принялся выводить какую-то совсем другую песню отец, а за ним и мать. Пели они действительно ужасно – фальшивили, не попадали в ноты, а отец к тому же, как мне показалось, изображал исключительно дикую пародию на баритональный тенор. Признаться, я уже начал всерьез размышлять о том, чтобы покинуть обоз, хотя мне и было весьма удобно ехать на нем и двигались мы именно в ту сторону, куда мне было надо… Положение спас младший сын. «Здесь что, – спросил он, – соревнование странствующих трубадуров – кто хуже споет?» Старший сын и мать мгновенно умолкли, и только отец, не забывая нахлестывать лошадок, продолжал выводить жутковатые рулады. «Папа, ты победил!» – заметил наконец старший, должно быть, ему тоже было тяжело слышать несвязные завывания, и отец тотчас прекратил изводить мой тонкий слух… Кстати, соревнование странствующих трубадуров – кто хуже споет, действительно проводится в этих краях. В прошлом году, говорят, первое место завоевала какая-то многочисленная труппа с названием «Король и шум». По слухам, шума в издаваемых труппой звуках действительно достаточно, а вот того, что называется музыкой, не наблюдается вовсе…

Отрывок из книги воспоминаний величайшего путешественника Порки Мало. Глава 386. О том, что Порки увидел в Белирии

Полет, как и в прошлый раз, замедлился в самый последний момент. Я уже успел попрощаться с жизнью и послать сотню проклятий на голову горбатого карлика-убийцы, когда выяснилось, что Куксоил вовсе не собирался меня убивать, а просто по недоброте душевной и врожденной тупости снова послал принца крови и надежду Белирии куда подальше. Я попробовал сгруппироваться, но меня развернуло восходящим потоком воздуха и приземлился я точно на пятую точку. Шлеп! Резкая боль прошлась по позвоночнику и тяжелым молотом опустилась прямо на макушку. В голове ударил гулкий набат, и толпа маленьких паршивцев задула в медные трубы…

Однажды мне довелось прервать исполненный страсти визит к даме и спешно уходить от нее через окно второго этажа. Я прыгнул, нацелившись в седло лошади. Решил, знаете ли, уйти красиво. Идиот! Никогда больше не стану повторять этот чудовищный трюк. В седло я, разумеется, попал – глазомер не подвел, но самая значимая часть моего либидо (спасибо покойному доктору Фрейдо за изящное определение) серьезно пострадала. Долгое время я даже ходить не мог, ковылял по дворцовым коридорам, переваливаясь с ноги на ногу, словно разжиревший до неприличия гусак, и последними словами ругал ни в чем не повинную лошадь и мастерового, чья рука сделала седло таким жестким. Досталось и так не вовремя возвратившемуся супругу моей возлюбленной – отвратительному толстому типу с гнилыми зубами и тугим кошельком, и даже самой возлюбленной.