Света твердила, что она не может так подводить людей, и что в театре с ней не может случиться ничего страшного. Будет куча народу, а среди кучи народу убить человека не так-то просто. И она будет крайне осторожна: не пойдет ни за кулисы, ни в туалет, ни в гримерку, ни в любое другое место, где собирается меньше трех человек. Даже если ей передадут записку, в которой будет написано: «приходите и узнаете кое-что важное».

– В общем, так: я поеду с тобой, – подытожил взбешенный Дрозд. – А если Стрельников попробует не пустить меня с тобой в театр, пускай вся твоя съемка идет к чертям! Вместе с журналом и их паршивым проектом!

– Хорошо-хорошо, – быстро согласилась Света.

Они как раз выехали на трассу, где тяжело пыхтели фуры, и ей совершенно не хотелось выводить его из себя. Последние десять минут она пыталась дозвониться до следователя, но Константин Мстиславович, как назло, был недоступен.

Однако Дрозд не успокоился.

– Ты понимаешь, до какой степени рискуешь?! Зачем тебе это? Почему нельзя заболеть, скажи мне? Что, если бы ты ногу сломала?! Вот, например, едем мы с тобой сейчас, и вдруг – хрясь, и в дерево!

Глаза его вдруг загорелись нехорошим блеском.

– Но-но! – испугалась Света. – Даже не думай! Сломаю шею вместо ноги, и что?

– Я уже не знаю, что сделать, чтобы ты передумала. Объясни мне, почему тебе нужно идти туда завтра?! Для тебя что, так важен этот заказ? Что ты потеряешь, если не пойдешь?! Не говори мне, что самоуважение, иначе я тебя на ходу из машины выкину.

– С тебя, пожалуй, станется, – пробормотала Света.

– Я все еще не слышал объяснений.

Она молчала. По своему обыкновению, молчала виновато.

– Свет, я же знаю, что ты боишься, – сбавил тон Дрозд. – И мне было бы страшно на твоем месте, и любому нормальному человеку. Черт, мне на своем-то жутко так, что кошмары снятся! А каково тебе, я и представить не берусь.

Света искоса взглянула на него. Дрозд не видел снов, и не раз говорил ей об этом.

– Так зачем? Зачем ты это делаешь? Объясни. Может быть, я чего-то не понимаю, и тебе действительно настолько нужен этот проект?

– Да не проект! – с силой воскликнула Света. – Я себе важна! Я сама, понимаешь? Если я закроюсь в квартире и буду сидеть, ожидая, пока преступника схватят, я свихнусь. Потому что если уж прятаться, то прятаться нормально. Не выходить из дома вообще! Ты станешь покупать мне продукты, выносить мусор, платить за электричество. А я буду заниматься только одним – ждать. Ждать, когда позвонит следователь и скажет, что его поймали. И знаешь, на что это будет похоже? Вся моя жизнь превратится в одно сплошное ожидание телефонного звонка. Все планы будут сорваны. Все клиенты вместо обещанных сессий получат фигу. Ты в курсе, что у меня через две недели свадьба?

– Поздравляю! – буркнул Дрозд. – Кто счастливчик?

– Иди к черту! – Света тоже разозлилась. – Я с этими ребятами договорилась еще три месяца назад, мы с ними не раз работали вместе. Где они за две недели найдут нормального свадебного фотографа?

– Да вокруг полно свадебных фотографов! Куда ни плюнь, попадешь в свадебного, черт бы его побрал, фотографа!

– Который именно этого и заслуживает – чтобы в него плюнули! Не притворяйся, будто не понимаешь, о чем речь.

– Подумаешь, высадит пару раз невесту на лужайке, голой попой в мокрую траву… Ну, попросит жениха пообниматься с березками. Снимет родственников в таком виде, будто они третий день беспробудно бухают. Потом наляпает на готовые снимки вензелей и кошмарных рамочек и выдаст клиентам. Подумаешь, трагедия!

– Да, трагедия, – твердо сказала Света. – Я не позволю свою невесту сажать в траву, как ты выражаешься, голой попой. Это пошлость и безвкусица. Они скромные, тихие ребята. Попадется им какой-нибудь особо активный фотограф, бывший в прошлой жизни тамадой… Он им всю свадьбу испортит!

– Ты пойдешь на репетицию и будешь ждать, пока что-нибудь испортят тебе. Например, прострелят голову.

– Лешка, он этого и хочет – чтобы я боялась. Чтобы он был охотником, а я добычей.

– Ты и есть добыча. Если у одного ружье, а у другого только ноги, то расстановка сил очевидна.

– Пусть так. Но мне страшнее бесконечно прятаться от него, чем ехать завтра на эту проклятую съемку.

Дрозд ничего не ответил. Казалось, он целиком сосредоточился на дороге.

Свете очень хотелось объяснить ему, но мешало то, что он не глядел на нее.

Тогда она тоже стала смотреть вперед. Медленно, запинаясь, подбирая слова, проговорила:

– Я себя теряю. Не потому, что боюсь! Ты верно сказал, любой бы боялся: кто-то больше, кто-то меньше. Но если в тебе не остается ничего, кроме страха, что остается от тебя самого? Если ты делаешь не то, что ты хочешь, а лишь то, что хотят от тебя другие, ты понемногу исчезаешь. Леш, я почувствовала это, когда работала в офисе. Ты только не смейся. Я понимаю, кажется странным это сравнивать.

Дрозд и не думал смеяться, и Света продолжала увереннее:

– Представь: ты каждый день начинаешь с того, что встаешь по будильнику, хотя не хочешь. Едешь туда, куда не хочешь ехать, и делаешь то, чего не желаешь делать! А вечером возвращаешься домой на метро, смотришь на свое отражение в окне вагона и думаешь – что от меня остается? Каждый день стирает тебя чуть-чуть, словно ты ластик, которым проводят по шершавой бумаге. Жизнь – шершавая бумага. Тебе хочется рисовать по ней. Но вместо этого ты все уменьшаешься, и уменьшаешься, и уменьшаешься… Не оставляя за собой ни единого следа, ни одной линии.

Она испугалась, что говорит глупости, и замолчала. Нет, не получается у нее выражать словами то, что чувствуешь. Вот фотография – готовый мостик между фотографом и зрителем без всяких слов. Здорово было бы: показать Лешке серию снимков – и не нужно ничего объяснять!

Минут пятнадцать проехали в полной тишине.

– Ну и чего мы молчим? – проворчал наконец Дрозд.

Света живо обернулась к нему.

– Я думаю над тем, как сфотографировать страх.

– По-моему, это не слишком сложно.

– А если избегать банальных решений?

– Если избегать банальных решений, все становится сложным. Банальными путями все давным-давно пройдено. Нужно либо придумывать сложные, либо придумывать такие банальные, которых никто еще до тебя не придумал. А это намного сложнее сложного!

Света сначала рассмеялась, а потом подумала, что он прав.

– Знаешь, я как-то видела в книге две фотографии, которые должны были передавать страх и нарастающее напряжение. Их поместили не на одном развороте, а на разных. Глядя на первый снимок ты еще не знал, что увидишь на втором.

– И что там было?

– На первой фотографии – темно-синяя поверхность океана, из которой вырастает острый акулий плавник. Снято не сверху, а с уровня воды.