— Очуметь, — выдала подруга, увидев бабушку, она-то наслышана про совершенно несовременную.

Но нужно отдать ей должное, приняла все очень быстро, а все невероятный запах пельменей.

— Ешь — ешь, — умилялась бабуля, подкладывая в тарелку Ире все больше пельмешек.

— Почему Паша не забрал вас к нам? — возмущалась Ира.

Прошептала Ире на ухо, приведённый Пашей аргумент.

— Вот… — Ира с трудом сдержалась от продолжения.

— Ладно, вы тут не скучайте, а мне нужно на работу, — зевнула.

— Ты вообще спишь? — нахмурилась ба.

— Сплю, не переживай, — чмокнула бабушку, незаметно ущипнув открывшую рот Иру, чтобы не вздумала болтать лишнего.

Кира

— До завтра бабуль, — сказала, хватая Ирэн за руку и в прихожую.

— А можно поаккуратней, — возмутилась подруга, вырывая руку.

— Не говори бабушке про голодовку и сон, волноваться будет.

— Синицына, мне говорить ничего не нужно, стоит на тебя посмотреть, и всё понятно.

— Так плохо?

— Пугающая бледность, круги возле глаз, как у панды. Ах, да и ты похожа на дистрофика, черты лица заострились, и это нифига не красиво, пугает. Ещё в глазах вселенская усталость и грусть. Ты себя изматываешь, берешь дополнительные смены, на утро прёшь на пары, где зубришь всё маниакально, ешь от случая к случаю, списывая на нехватку время. Всё из перечисленного жутко мне не нравится, и когда тебе говоришь об этом, ты меняешь тему разговора, но, зайка, я переживаю.

— Не переживай, всё будет хорошо, — обнимаю подругу.

— Дура ты, Синицына, так убиваться, лучше бы не влюблялась. Устинову хочется мозги прочистить, но Пашка запретил с ним общаться.

— Вот и хорошо, что запретил, нечего лезть, куда не нужно. Всё, я побежала и не слова, — хмуро посмотрела на Иру.

— Молчу — молчу, иди уже.

Вышла из подъезда и сразу же заметила машину Вахи.

— Давно ждёшь? — спросила, сев на переднее сидение.

— Минут двадцать.

— Почему не позвонил?

— Надеялся, что ты спала.

— Ваха.

— Кира, я отменил все десять дополнительных смен, которые ты взяла.

— Что? — возмутилась. — Мне нужно работать, зарабатывать.

— Тебе нужно высыпаться и стать похожей на человека, иначе уволю.

— Так нечестно, я хорошо работаю! — возмутилась.

— Ты такой ребенок, — сказал раздражённо, останавливаясь на светофоре.

— Верни смены, что мне делать дома, — чуть ли не плача умоляла Ваху.

— Почему у вас, как не у людей, один у психолога лечится, хочет стать лучшей версией для тебя, другая готова работать на износ, лишь бы убежать от реальности. Вы меня достали.

— У психолога лечится? — спросила чуть тише.

— А ты что думала, одна такая ненормальная? Вас двое, — усмехнулся Ваха.

— Куда ты меня везешь? — обратила внимание на то, что мы выехали из города.

— А я не сказал, что у тебя сегодня выходной? Какой забывчивый, — насмешливо протянул Ваха.

— Куда ты меня везёшь? — повторила вопрос.

— Скоро узнаешь.

— Я хочу узнать сейчас, — начала нервничать.

— Что ж, хотеть тебе никто не запрещает.

Через час переругивания Ваха привёз меня в элитный поселок за городом, где в основном жили состоятельные люди. Проезжая мимо огромных особняков, гадала, зачем мы здесь. Наконец-то Ваха остановился возле двухэтажного дома, на мой взгляд, самого скромного на этой улице.

— Выходи, Макс ждёт тебя.

— Макс? Ты меня привёз к Максу? — разозлилась.

— Кир, он хочет поговорить, в клуб приехать не может, поэтому пригласил к себе.

— Пригласил?

— Да, но я решил не передавать приглашения, а сразу привезти к нему, ведь по-другому ты навряд ли бы согласилась. А если бы не кинула Макса в чёрный список, то он бы сам до тебя дозвонился. Так что, я не виноват.

— Так себе оправдание.

— Согласен.

— Отвези меня домой.

— Нет, малышка, ты ведь смелая, хоть и очень обиженная, дай шанс дураку объясниться. Если не простишь, то, может, станет легче, и перестанешь искать причину в себе.

— Убью Вику, — вот ведь болтушка.

— Она случайно проговорилась и просила никому, — усмехнулся Ваха.

— И Максу не сказал?

— Максу сказал, но его тоже просил никому не говорить, — хохотнул Ваха.

— Дурак, — улыбнулась, открывая дверь.

— Утром приеду за тобой.

— В смысле утром? — возмутилась, как Ваха тут же поспешно закрыл дверь и поехал дальше по улице.

— Отличненько! — воскликнула, поворачиваясь к железной двери.

Хочется закричать от бессилия, от разрывающих изнутри чувств, поговорить с ним или убежать от этого дома как можно дальше. Гордость угрожающе ворчит внутри, чтобы не смела нажимать на кнопку в домофоне, но палец живёт своей жизнью, и я уже слушаю гудки.

Гудки затихают, и дверь открывается. Я захожу во двор, дорога к дому освещается маленькими фонарями, создавая волшебную, приятную атмосферу. На веранде восхищенно рассматриваю угол с кресло-качалкой, на которой небрежно лежит плед с подушкой. Три больших фонаря освещают пространство рядом, так что без труда можно наслаждаться чтением книги даже в такое позднее время.

Забыв о страхе и гордости, открываю дверь в дом, хозяина совершенно нигде не видно, поэтому я смело прохожу по коридору, каждый раз замираю от красивой детали в интерьере или от моих фотографий на стенах в красивой рамке. Такое ощущения, что здесь живу я, а не Макс.

Сердце взволновано стучит, ладони потеют, но я продолжаю передвигаться по дому, захожу в гостиную и снова не вижу Макса. Разглядываю две зоны комнаты: одна — современная с плазмой, диваном и креслами, вторая — с камином, в котором трещат дрова, пушистым ковром и множеством милых подушек. Но самое впечатляющее, это большой портрет над камином меня любимой, срисованный явно с фотографии на выпускном.

— Увидев тебя в этом платье, окончательно осознал, что влюбился, — сказал Макс, заставив меня вздрогнуть от неожиданности.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍