Я, Авриль Тисон, объявляю: Ворон снова раскрывает крыла над Дарангваром. Двое – моя надежда и сила, их именем я возвращаю корону, отнятую у моего отца. Их именем я несу вам свободу и мир!

Я обращаюсь к тебе, Эдвард Бренуи, бастард и узурпатор. Открой ворота Ливендона, впусти меня и мое войско, отдай мне то, что принадлежит мне по праву, и я даю слово, что сохраню тебе жизнь.

Если ты не будешь благоразумен, я возьму свое силой».

– Замечательно сказано, ваше величество, – улыбнулся Стафани. С трудом сдерживая внутреннюю дрожь, Лия думала о том, что он притворяется. Стафани только делает вид, что находится на стороне Авриля. – Но Эдвард не принесет вам корону на подушке, вам нужно всегда помнить об этом.

Авриль свернул письмовник и подошел к открытому окну. Каллум похлопал в ладоши, и письмовник окутало золотистым туманом. Послышался негромкий хлопок, и Лия увидела, как рядом с первым письмовником возник второй, затем появился еще один и еще… Послание Авриля множилось – его получат главы всех домов, от крупных до самых маленьких, все наместники и бургомистры, все поселковые старосты, все священники во всех соборах. Через несколько мгновений такой письмовник появится перед Эдвардом, и Лия как наяву увидела, как он скрипит зубами от ярости и сжимает кулаки.

– Я это прекрасно понимаю, – кивнул Авриль. – Меньше всего мне хочется начинать свое царствование с сожжения Ливендона.

В глазах Стафани появился мягкий блеск – ни дать ни взять дедушка, который готовится показать внуку нехитрый фокус с отрыванием большого пальца.

– Но у вас уже есть план, как я понимаю? – спросил он.

– Нет, – покачал головой Авриль. – Но это меня не пугает и не останавливает.

Отец застыл так, что Рилан подумал: сейчас его хватит удар.

Он никогда не видел пастырского проклятия, и красные пятна на белом холсте казались ему ненастоящими. Нарисованными. Но Рилан знал, что гнев и боль декана Свенссона действительно отозвались у Двоих – и от этого его начинало знобить.

Никто не остановил шестерых мужчин, которые поднялись и почти бегом бросились за деканом – кажется, у их сослуживцев не мелькнула даже мысль о том, что это можно сделать. Рилан встал со скамьи, провел ладонью по лбу и пошел к первому ряду.

Равена смотрела с торжеством и восторгом. Сейчас она еще больше была похожа на святую Жанну, ей недоставало только копья, которым она пронзала сердца врагов. Отец не сводил взгляда с мертвецов на полу, и Рилан удивленно увидел, как левый глаз Ньюта Гранвилла сползает к переносице, возвращается и снова сползает.

«Его сейчас удар хватит, если уже не хватил», – подумал он и дотронулся до плеча Равены. Она обернулась, посмотрела на него, словно на незнакомца, и спросила:

– Что?

Рилан понял, что Равена не узнает его от волнения. Сейчас она мысленно бежала за деканом Свеном, сейчас она хотела спастись, и Рилан понимал, почему она остается на скамье рядом с Гранвиллом. Она не могла уйти и оставить всех этих людей. Она была символом их надежды.

«Север и Ворон!» – прогрохотало в его ушах.

– Нам лучше уйти, – негромко ответил Рилан и легонько потряс отца за плечо. – Слышишь? Нам всем. Быстро.

– Свиненыш, еще раз прикоснешься ко мне, я вырву тебе руку! – Глаз отца снова скользнул к переносице, но Ньют Гранвилл уже приходил в себя. Он опомнился, стряхнул руку Рилана и, поднявшись со скамьи, произнес так, что его услышали во всем соборе:

– Я заплачу сразу же. Три тысячи золотых орлов за мертвого Свенссона, десять тысяч за живого.

Кто-то присвистнул, кто-то ойкнул. За три тысячи золотых орлов можно было купить хороший дом в Ливендоне со всей обстановкой. Рилан с ужасом подумал, что декана Свенссона уважают в Каттерике, но блеск золота всегда застит людям глаза, особенно когда золота так много.

– Опомнись, сьор! – подала голос старушка, которая быстрыми нервными движениями теребила край своей шали. – Здесь никто не выдаст тебе декана Свена.

Отец ухмыльнулся.

– Вот и посмотрим. Три тысячи за мертвого, десять за живого. Плачу сразу.

Люди заговорили, зашумели, кто-то из мужчин поднялся со скамьи. Отец быстрым ровным шагом направился к выходу, его люди подались за ним. Равена встала, глядя им вслед с такой ненавистью, что Рилан удивился, как это она еще не испепелила их этим обжигающим взглядом.

Ему вдруг сделалось страшно. Рилан редко испытывал какие-то неприятные предчувствия, но теперь ему казалось, что все они стоят на тонкой ледяной корке, которая вот-вот проломится под ногами и черная ледяная вода накроет их с головой.

Рилан сам не понял, как сжал пальцы Равены, опомнился только тогда, когда она осторожно высвободила руку. Отец обернулся у самой двери и произнес:

– Вороньей шлюхе нужно особое приглашение? Быстро сюда!

Губы Равены дрогнули в неприятной усмешке, и она неторопливо пошла к выходу. Рилан боялся, что кто-нибудь крикнет «Север и Ворон!», и понимал, что тогда с отца станется запереть собор со всеми людьми и поджечь его. Равена шла очень спокойно, Рилан шел рядом, словно паж или оруженосец; взгляды, которыми его провожали жители Каттерика, можно было назвать как минимум странными. Все уже знали, чей он сын, но он отпевал повешенных, и люди еще не до конца определились с тем, как к нему относиться.

– Ты знаешь, куда пошел твой отец? – негромко спросил Рилан, когда они вышли на ступени собора. Теперь обжигающий взгляд достался уже ему.

– Хочешь денег? – спросила Равена, и ее лицо дрогнуло, словно она боялась расплакаться.

Рилан ожидал именно этого вопроса и ответил:

– Если он начнет тебя пытать – а я боюсь, что он начнет, отправь их куда-нибудь в другое место. Подальше отсюда. Пока они разберутся, мы выгадаем время.

– «Мы»? – удивленно поинтересовалась Равена. Экипаж отца уже двинулся по улице, слуга открыл перед ними дверь второго и Рилан протянул Равене руку, помогая сесть.

– Брось ты, – ответил он, когда они устроились на скамье. – Мне казалось, ты поняла, на чьей я стороне.

Взгляд Равены смягчился. Лицо, гордое и красивое, было искажено болью. Рилану хотелось дотронуться до нее, утешить, пообещать, что все будет хорошо, но он прекрасно понимал, что сейчас делать этого не стоит.

– Болота, – негромко сказала она. – Серенвинские болота. Мы с Джемсом там чуть не утонули в детстве.

Рилан решил не уточнять, кто такой Джемс. Конечно, у Равены здесь есть друзья и люди, которые ее любят не братской и дружеской любовью, и у него нет причин волноваться. Но сердце почему-то сжалось.

– Болота, – кивнул Рилан. Это хорошо. Там наверняка есть какой-нибудь хуторок или избушка лесника, где посуше. Разумеется, они заброшены, идти к ним тяжело и долго, и те, кто дойдет, не найдут в них ничего интересного.