в сторону. Горничная внесла корреспонденцию на серебряном подносе и, дождавшись кивка, поставила перед Тужинским.

Отпустив горничную, Арсений Станиславович взял блестящий нож для вскрытия конвертов и приступил к изучению корреспонденции.

Приглашения на концерты и званые вечера он сразу отложил в сторону. Это просмотрит его супруга. Елена в их семье отвечала за связи с общественностью. Его жена жила светской жизнью и очень хорошо знала, куда нужно пойти обязательно, а куда не следует и носа совать. Её вкусу и нюху Арсений доверял полностью. Елена его ещё ни разу не подводила.

Обычно первыми он просматривал деловые письма, потому что работа всегда стояла для Арсения Станиславовича на первом месте. Но сейчас его внимание привлёк пухлый тяжёлый конверт без обратного адреса. Судя по всему, в нём находились фотографии. И их было слишком много, что и вызвало исключительный приступ любопытства.

Тужинский поднял положенный было на столешницу нож и вскрыл конверт. И тут же пожалел об этом. Поистине, лучше бы он этого не делал. А ещё лучше, если б этот проклятый конверт никогда не появлялся в его доме. Ибо на всех снимках была запечатлена Елена Тужинская, его жена…

Взволнованная, раскрасневшаяся, обнажённая, с рассыпанными по плечам волосами, с красиво изогнутой спиной… она скакала верхом на каком-то хлыще.

Фотограф сделал целую серию снимков, предпочитая средний и крупный план. И Тужинский хорошо рассмотрел и знакомые ямочки внизу спины, и красные следы, оставленные жадными мужскими руками, и выражение непередаваемого удовольствия на лице супруги. Наверное, именно это выражение и стало той отправной точкой, которая запустила механизм эмоционального отклика у этого, прежде всегда очень спокойного, уравновешенного мужчины.

Взревев диким зверем, Тужинский бросил фотографии, отчего они рассыпались веером по столешнице, часть упала на пол, где пару минут спустя их подбирала услужливая горничная, отчего-то весьма обрадованная своей находкой. Она даже сделала пару снимков на телефон, чтобы не быть голословной, когда будет пересказывать новости остальной прислуге.

Арсений же Станиславович, держа в руках один снимок, где его супруга выглядела особенно раскрепощённой, поспешал в спальню к неверной.

И не подумав постучать в дверь, он толкнул её плечом и ворвался в комнату. Елена Дмитриевна в этот момент сидела перед трюмо и накладывала макияж на своё ухоженное и всё ещё весьма привлекательное лицо.

Увидев отражение мужа в зеркале, Тужинская обернулась. Очень уж непривычно разозлённым выглядел супруг. И в первое мгновение Елена Дмитриевна даже подумала, что ей это мерещится.

Но ровно до тех пор, пока Арсений не бросил на трюмо фотографию. И вот тогда Елена испугалась уже по-настоящему. Потому что на фото была она, верхом на Глебе. И это был конец…

Изменяя мужу, Тужинская успокаивала себя, что Арсений, скорее всего, знает или догадывается, что ему всё равно, ведь он безэмоциональный человек, практически киборг. Но сейчас, видя его перекошенное от ярости лицо, Елена поняла – ему не всё равно.

– Арсений, я могу всё объяснить… – начала было она, надеясь заболтать мужа, увести его агрессию в сторону, перекинув на другой объект, а затем потихоньку распылить на атомы.

Но объяснить она ничего не успела, потому что Тужинский, коротко размахнувшись, залепил ей пощёчину. Елена дёрнулась от силы удара и отлетела на трюмо, больно ударившись рёбрами.

– Арсений, нет! – закричала она, увидев, что одного удара мужу показалось мало, и он замахивается ещё.

Тужинская закрылась рукой в тщетной попытке закрыться от ярости обманутого супруга. Второй удар снёс её с пуфика. Елена поползла по персиковому ковру назад, пытаясь оказаться как можно дальше от разъярённого мужа.

Неизвестно, чем бы закончилась эта семейная разборка, но на крик из своей комнаты прибежала София. Быстро сориентировавшись в ситуации, она схватила отца за руку, практически повиснув на нём.

– Папа! Папа! Не надо! Не бей маму! Пожалуйста! – сквозь слёзы выкрикивала она, растерявшись от резкой смены жизненных ориентиров. Рыдания дочери заставили Тужинского очнуться.

Он осторожно разогнул вцепившиеся в его рукав пальцы дочери и молча вышел из комнаты.

Затем вспомнил, что его одежда находится в гардеробной, войти в которую можно только из их общей с Еленой спальни. Возвращаться и видеть эту суку не хотелось. Поэтому Арсений прошёл в столовую и вызвал туда горничную, велев принести костюм и свежую рубашку.

Хорошо, что впереди – рабочий день, за это время он сумеет решить, что делать с неверной женой.

48

Дни тянутся невыносимо медленно. Я загружаю их, как могу, чтобы не сойти с ума от тяжёлых мыслей и осознания масштаба своих потерь.

Мы с мамой устраиваем генеральную уборку, и спустя три дня все поверхности в доме блестят чистотой, а мужчины боятся ступить куда-нибудь не туда и ходят на цыпочках. Затем мы перемещаемся в огород, и отец с братьями вздыхают свободнее, уже не ожидая каждую секунду услышать гневный окрик.

Мамин цветник прекрасен. Мне кажется, весной и летом он самый красивый на нашей улице. Мы приводим его в порядок, готовим к зиме – обрезаем старые побеги, выпалываем сорняки. Поначалу кажется, что этой работе не будет ни конца ни края. Но через пару дней заканчивается и она.

Моё предложение сделать ремонт отец и братья испуганно отвергают, мама, чуть подумав, соглашается с ними.

И я опять остаюсь не у дел. Мы много гуляем с Джеком, часто проводим время на берегу. Я даже покрываюсь золотистым загаром.

Разок я попыталась было встретиться со школьными подругами, но за то время, что мы не виделись, наши жизненные приоритеты поменялись чуть ли не до противоположных значений. И на нашей единственной встрече стало понятно – мы друг друга больше не понимаем.

Много времени я провожу с ноутбуком в руках, роюсь в интернете, выискивая интересные новости, слежу за новыми именами в киноиндустрии, отыскиваю награждённых на кинофестивалях, читаю их сценарии, смотрю фильмы по ним.

Мне не хватает Москвы, её суетной, суматошной жизни. Но ещё больше мне не хватает курсов и… Александра. В какой-то момент мысли о нём складываются в историю, и я начинаю писать.

Пишу как угорелая, взахлёб, забывая о сне и пище. Если бы мама не контролировала меня, вполне возможно, уже через неделю я валилась бы с ног.

В какой-то момент, повинуясь импульсу, достаю из ящика стола визитку Провальского и набираю номер. Мы начинаем часто общаться и переписываться по «Ватсапу».

Я рассказываю ему о новой истории, и он говорит, что хочет прочитать. Мне льстит интерес Валентина, но сценарий ещё не закончен. А я не люблю, когда кто-то