Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А ну, бродяги, — весело воскликнул этот почтенный старец, когда провожатые вывели его на освещенную полянку, к алтарю, украшенному цветами и лентами, — дайте-ка мне промочить горло, прежде чем я вас всех тут обвенчаю!
Под смех и одобрительные крики толпы старичок выпил поднесенную ему кружечку вина, одобрительно крякнул и утер губы. Щеки его зарозовели, глаза под стеклами очков засверкали.
— Ну, — воскликнул он, — желающие жениться сию минуту, в очередь! Да свершится над вами самое прекрасное таинство на свете!
Сердечко Изабеллы забилось сильнее, когда Люк взял ее крепко за руку и она обнаружила, что они стоят вторыми перед алтарем. Девушки, смеясь и веселясь, пробегая вдоль вереницы влюбленных пар, каждой невесте на голову надевали венок из первых цветов, и Изабелле надели тоже, из золотых одуванчиков и зеленой свежей зелени.
— Ох, Люк! — только и смогла выговорить она, прижимаясь испуганно к своему жениху.
— Что? Что такое? — спросил Люк ласково. — Ты передумала?
— Вовсе нет! — горячо возразила Изабелла. — Нет, конечно не передумала! Но это так внезапно… Я не успела даже к мысли привыкнуть, что мы теперь вместе!
— Ничего, — ответил Люк. — У нас много-много времени впереди, чтобы освоиться!
Первую обвенчавшуюся пару встретили радостными криками и тостами, с высоко поднятыми кружками. Они поцеловались на радость всем присутствующим, и Изабелла, шагнув рука об руку со своим золотоволосым женихом к священнику, почувствовала, как у нее от волнения кружится голова, и ноги сделались как ватные.
— Ах, славная пара! — воскликнул священник, оглядев Люка и Изабеллу. Он снова пригубил кружку с вином и громко крякнул. — Молодость, красота, и любовь — что еще надо для счастья? Ребятишек им побольше, таких же красивых, крепких и глазастеньких!
Он поднял свою кружку с вином, и поляна ответила ему сотней голосов:
— Да!
Изабелла глянула на Люка; несмотря ни на что, он волновался тоже. Ночной ветер трепал его золотые волосы и расстегнутый ворот белой рубашки, Люк смотрел на свою невесту и нетерпеливо хмурил брови, а в ладони его были зажаты обручальные кольца.
— Дети мои! — прокричал священник звонким голосом. — Сегодня мы собрались тут, и все мы свидетели того, как невеста…
— Изабелла, — подсказала Изабелла священнику. Голос ее срывался от волнения, щеки пылали.
— Изабелла! — выкрикнул вслед за ней священник на весь сад.
— Счастья, счастья, счастья! — прокричали хором все собравшиеся.
— … и жених…
— Люк, — подсказал Люк.
— Счастья, счастья, счастья!
— …вверяют друг другу свои жизни! — выкрикнул священник. — Нет ничего священней любви. И нет ничего, что заслуживало больше уважение, чем готовность этих влюбленных детей идти рука об руку всю жизнь!
Священник что-то еще говорил, Изабелла от волнения плохо понимала. Она видела только ночной золотой свет, что сиял на ободке кольца, которое надел на ее пальчик Люк, и на его кольце тоже.
Новым красивым пером она аккуратно и без помарок, округлыми крупными буквами, вписала свое имя в книгу, в которой священник вписывал всех новобрачных, и Люк рядом записал свое имя — быстрым, резким, угловатым и каллиграфически ровным почерком.
— Целуйтесь, дети мои, — велел расчувствовавшийся старичок, в очередной раз прикладываясь к кружке. — И пусть звезды счастья светят вам всю жизнь!
Люк обернулся к оробевшей Изабелле и рассмеялся:
— Ну, что ты так дрожишь? Все! Теперь ты моя жена, лесная разбойница!
— А ты мой муж, — эхом ответила ему Изабелла.
Они прильнули друг к другу и поцеловались нежно, сладко-сладко, даря друг другу обещание верности и любви, и в черное ночное небо над их головами, под радостный гул толпы, взлетел салют.
Часы на башне торжественно начали отбивать полночь, а развеселая толпа горожан славила новобрачных и смеялась.
С боем часов на башне хмель в голове белки как-то резко рассосался, а вот острая, как нож убийцы, мысль о том, что магия сейчас развеется, наполнила все свободное пространство в белкином черепе.
И развеиваться она, эта треклятая магия, начала тотчас же, как только часы начали перезвон.
Для начала белка ощутила, как наколдованное платье предательски затрещало по всем швам, превращаясь в лесной мусор — сухие лепестки цветов и крылышки бабочек.
Вальсируя с неутомимым енотом, белка с содроганием понимала, что еще миг — и вместо роскошной дамы принц будет держать в руках побитого молью зверька. И подлог вскроется. И тогда ее подопечной точно не видать благосклонности принца!
— А ведь он у нас почти в кармане!
Затем туфли начали дико жать, и Вильгельмина поняла, что они отчего-то уменьшаются в размерах так, что становятся малы даже на крохотную лапку белки.
— Из чего эта чертова козявка их сделала?! — бормотала белка, прижавшись щекой к щеке енота и выплясывая с ним танго трущобной босоты. Туфли становились все меньше, и выражение дикого страдания все больше выписывалось на белкином искаженном лице.
Весь ее организм вместе с платьем тоже наполняли похрустывания и потрескивания. С хрустом отрастали когти, прорывая белые бальные перчатки. Лицо внезапно заросло шерстью, от подбородка до ушей, и белка шустро прикрыла мордочку веером, чтоб не шокировать принца еще и бородой.
Но с принцем тоже творилось что-то неладное.
Для начала у него в один миг таки отрос предательски огромный зад, просто самый огромный арбуз на бахче. Полы его сюртука разошлись, слишком маленькие для такой обширной территории, и штаны с громким треском лопнули по шву. Зрелище это было такое невероятное по своему масштабу и по откровенности, что дамы, имеющие счастье наблюдать за танцами лжепринца сзади, попадали штабелями в обморок.
Король нервно вздрогнул и уселся на троне, словно палку проглотил.
Лжепринц сцепил зубы, крепче прижался начавшей обрастать черной шерстью щекой к щеке девицы, и двинул свою даму в танце к выходу.
Расчет у хитрого зверя был прост: прикрываясь пышной юбкой своей дамы дотанцевать до дверей и скорее скрыться с глаз публики.
Часы все били, а магия все утекала, как песок сквозь пальцы.
С очередным ударом колокола из прорехи в штанах лжепринца копьем вырвался хвост, проступили черные меховые очки на морде.
Тут начали падать в обморок кавалеры. А Король так и вовсе отшатнулся в ужасе и перекувырнулся на спину вместе с креслом.
Белка, сцепив зубы и покрываясь липким потом, шустро двигала ногами в такт танца. Но ее хрустальные туфли становились все уже, все меньше, и она сипела от боли, как закипающий чайник.