Весело ей?

Стася подавила раздражение и желание немедленно остановить печальную сию процессию, спешиться, помахать всем ручкой и домой отправиться. Между прочим, у нее дела.

И котики.

И…

Вместо этого она заставила себя выпрямить спину. И пальцы разжала, выпуская край седла. Вот так… и ноги в стремена, и… и к счастью, ехать было действительно недалеко. Сперва показался огромный камень, а за ним — дорога, ровная, широкая. По обе стороны ее возвышались деревья, укрывая дорогу от солнца.

Порхали бабочки.

Птицы пели. И было так мирно, спокойно, что Стася поневоле выдохнула. Лошадь? Подумаешь, лошадь… идет себе неспешно, везет Стасю, хотя ей, наверное, тоже не слишком-то весело с этакою умелой наездницей. Ничего, скоро уже.

Вот и дом показался, белый и аккуратный, какой-то весь на диво солнечный, нарядный. И волнения окончательно улеглись.

Не съедят же Стасю в этом доме?

И в конце концов, кто здесь за ведьму?

Баронесса Козелкович злилась.

Прежде всего на супруга, который в кои-то веки отказался проявлять должное понимание и настоял, чтобы она, Анна, всенепременно лично сопроводила его гостью встречать.

Да какую!

Ведьма?

Сомнительно весьма. Ведьмы не бывают такими. Что, Анна, не видела их? Видела, начиная с той, к которой ее маменька отвела, чтобы будущее сладить. И за услугу платила бабкиными аметистовыми серьгами, потому как в доме ничего-то больше ценного не осталось. И ведьма чуяла, а потому смотрела и на Анну, и на матушку ее преснисходительно.

И велела внимательною быть.

Мол, выбор у Анны будет, но лишь один. После не переиграешь.

…та ведьма жила на окраине Китежа, в старом особняке, окруженном садом. Ах, до чего чудесные розы росли в том саду! Анна до сих пор помнит тяжелый пьянящий их аромат. Нигде-то она больше не видела подобных роз, даже в оранжереях Государыни.

Та ведьма носила платья из восточного тяжелого бархату, расшитые по подолу золотою нитью. И обличьем своим была худа, строга, пугающа.

Эта…

Тоже тоща.

Только волосья короткие торчат во все стороны, что перья вороньи. В одному ухе три камушка поблескивают, в другом колечко виднеется. Шея длинная голая.

Одежда…

Срам! Смотреть тошно, а приходится. И улыбаться. И… завтра же, завтра Анна отбудет в Китеж. Довольно с нее провинции. Устала она здесь.

…а ведь не подвела зачарованная иголочка. Потому и злость разбирает… ведь не до конца-то Анна поверила, пусть и припрятала подарочек. Но… могла бы куда тщательнее выбирать, к примеру, не барона захудалого, но княжича.

Побоялась.

И матушка еще все нашептывала, что барон и сам-то на Анну заглядывается, его лишь самую малость подтолкнуть надобно, что и собою он, пусть и не красавец, но и не страшен. Молод. Единственный сынок, а стало быть, и наследник один.

Да и вовсе род Козелковичей угасает, а потому ни дядьев, ни теток, ни прочее надоедливой родни, гораздой в чужую жизнь нос сунуть, не будет. Сам же богат, маг неслабый, при дворе представлен и службу имеет, и, по слухам, старателен, стало быть, далеко пойдет. И Анна с ним.

Если решится.

Она и решилась.

И что? Сперва столько мурыжил, то в любви клялся, то винился, что замуж позвать не может, ибо нет ему матушкиного благословения. А матушка Тадеушева Анну с первого взгляда невзлюбила, точно догадалась про ту зачарованную иголочку.

Или и вправду догадалась?

Но ничего, благословила в конце-то концов, да и отбыла в свое поместье к превеликому Анны облегчению. Она-то грешным делом и решила, что теперь заживет, но…

…у него дела.

Работа.

Поездки какие-то, от которых неможно отказаться, ибо они — по государевому повелению. Балы? Он слишком устал.

Он не любит балов.

Нет, не запрещает устраивать, как и посещать, но… где это видано, чтобы мужняя жена по балам да ассамблеям без супруга ездила? Сколь скоро слухи пойдут?

То-то и оно…

И сидела Анна в доме городском затворницею, молодость тратила… на что, собственно говоря? И не вспомнить, не понять… потом беременность эта. Детей Анна не то чтобы вовсе не желала. Нет, она осознавала свой долг перед супругом и искренне собиралась исполнить его.

Как-нибудь потом.

Но… то ли амулет попался испорченный, то ли срок его вышел, то ли еще какая беда случилась, однако наступила беременность, которая разом испортила и без того не слишком-то счастливую жизнь, ибо, несмотря на усилия целителей, проходила тяжело.

Анна прямо почувствовала, как подурнела. А матушка, вызванная для помощи, ибо никак не можно было оставаться молодой боярыне в одиночестве, сразу сказала:

— Девка будет. Ишь, красоту тянет… вы у меня, когда шли, тоже дурнела сразу. И целителя никакого не нужно было, чтоб понять…

С матушкою жить стало веселее. Во-первых, если и выходить куда, конечно, целители дозволили и в места, для дамы в положении допустимые, то с матушкою можно. Во-вторых, она живо за хозяйственные дела взялась, освобождая Анну от этой непомерной тяжести. А в-третьих, матушка и сама веселье любила.

Надо было раньше ее позвать.

И сестриц тоже.

Анна поморщилась. Нет, сестрицы — это совсем иное… вон, Алеська, на супруга ее заглядывалась, глазки строила, выдра малолетняя. А скажешь, глазенками хлопает, сама невинность… но не о ней же речь.

Родилась и вправду девочка.

И роды прошли легко, будто бы само тело желало избавиться от докуки. И красота-то вернулась если не вся, то почти. И… и ей, родившей, было дозволено куда больше, чем прежде, особенно ежели не одной, но с сестрами да матушкою. Ребенком же няньки занялись.

Кормилицы.

Слабенькая? Пускай себе. Следующая покрепче будет. А первые, они все слабые, так матушка говорила. И Анна охотно с нею соглашалась. А что? Матушке ли не знать. Она восьмерых родила.

Не о чем беспокоиться.

Анна и не беспокоилась.

Первый год.

Второй тоже. На третий, глядя на хмурого мужа, подумала, что стоит все же родить наследника, но… не вышло. И даже ведьма, к которой Анна обратилась, уже не с серьгами, были вещицы и поинтересней, подношение не приняла.

— С умом выбирать надо было, — сказала она непонятное, а объяснять отказалась. Добавила лишь. — Свою кровь он всегда увидит.

И за предупреждение это Анна, пожалуй, была ведьме благодарна. Не то чтобы она всерьез задумалась над… подобным, но вот матушка о чем-то этаком заговаривать начинала.