– Уходишь? – спросил дядя Митя.

– Ухожу.

– Что ж, тогда до свиданья.

– Вы уж не пейте так, дядя Митя, – попросила Дайнека. – И поскорее возвращайтесь домой.

Вечером отец домой не вернулся. Дайнеке позвонила Елена Петровна:

– Людочка, папу сегодня не жди. Он – у меня.

– Неужели помирились? – обрадовалась Дайнека.

– Все сложно, но, кажется, дела идут на поправку.

– Как хочется, чтобы у вас все было хорошо. Елена Петровна спросила:

– От Джамиля ничего не было?

– Нет, ничего.

– Твои дела как? Ничего не изменилось с тех пор, как мы с тобой говорили?

– Я стараюсь, – проговорила Дайнека, и Елена Петровна поняла, о чем она говорит.

– Потерять любовь просто. Теперь я это знаю лучше других. Постарайся не делать глупостей.

– Постараюсь.

– И, кстати…

– Что еще?

– Насчет родителей Велембовского… Они были не только соседями и друзьями Благовестовых. Главы этих семейств работали на одной кафедре и одновременно получили квартиры.

– Откуда вам это известно?

– Продолжаю изучать материалы дела об убийстве. Открываются все новые и новые грани. Лишний раз убеждаюсь, как неквалифицированная работа следователя ломает людские судьбы. Задумываюсь и спрашиваю себя: каково жилось сыну убитых с осознанием того, что убийц не нашли.

– Вы правы, но меня удивляет не это. Я ходила к сыну Благовестова, но он не сказал, что их отцы вместе работали.

– Возможно, не посчитал нужным?

– А мне кажется, намеренно скрыл.

– Мне теперь кажется, что в этом деле сам черт ногу сломит. Самое простое – забыть об этом и жить радостной жизнью.

– У меня точно не получится, – сказала Дайнека. – Пока я не выясню, в чем тут дело, эта история будет грызть меня изнутри.

После разговора с Еленой Петровной Дайнека позвонила Благовестову:

– Простите, что так поздно…

– Кто это? – спросила Ирэна Федоровна.

– Людмила Дайнека. Помните, я приходила к вам со своим другом?

– Ах это вы? – Голос Благовестовой заметно похолодел. – Вы, милочка, обманули нас. Дмитрий Борисович мне все рассказал. Зачем же вы это сделали?

– Пожалуйста, передайте трубку своему мужу.

– Он уже спит.

– Как жаль. – Дайнека помолчала. – Можете ответить на один вопрос?

– Мне бы не хотелось.

Не обратив внимания на отказ, Дайнека спросила:

– Вы были знакомы с Борисом Илларионовичем?

– Ну как же, дорогая! Он был моим свекром.

– Каким человеком он был?

– Борис Илларионович был умным, интеллигентным, образованным человеком.

– Велембовский-старший был его другом?

– До определенного момента.

– Что это значит?

– С некоторых пор в их отношениях появился холодок.

– С чем это было связано?

– Мне неизвестно. Наибольшая недоброжелательность исходила от Бориса Илларионовича, а Велембовский словно постоянно в чем-то оправдывался.

– Могу я завтра позвонить Дмитрию Борисовичу?

– Мне бы не хотелось, чтобы вы его волновали.

– И все-таки?

– Ну, попробуйте.

Остап Романов появился неожиданно, причем на пороге ее квартиры.

– В чем дело? – Дайнека удивилась так, что забыла о вежливости.

Остап поздоровался:

– Здравствуй!

– Ты, кажется, пьян…

– С друзьями обмывали новую книгу.

– Поздравляю. Я здесь при чем?

– Меня к тебе тянет.

– Еще раз поздравляю и даю бесплатный совет: езжай-ка лучше домой.

– Да или нет?! – Романова развозило на глазах. Кажется, он едва стоял на ногах.

– Что это значит? – поинтересовалась Дайнека.

– Да или нет?! – с нажимом в голосе повторил Романов и покачнулся.

Дайнека взяла его под руки и провела в гостиную. Усадив на диван, кинула в изголовье подушку:

– Ложись!

– Для чего? – Романов пьяненько встрепенулся и погрозил ей пальцем: – У-у-у, ты какая!

– Ложись спать. До такси мне тебя не дотащить. Утром поговорим.

Уже через минуту Остап Романов храпел на диване.

Дайнека выключила свет и обратилась к Тишотке:

– Идем и мы с тобой спать.

Дайнека приготовила на завтрак то, что любила сама и что предпочитал пес Тишотка: она сварила вареники. Завтракали вдвоем, но в девять утра проснулся Остап Романов.

Выглянув из-за угла в коридоре, он спросил:

– Можно в ванную?

– Давай! – сказала Дайнека. – Потом приходи на кухню!

Ей было любопытно, как он объяснит свой визит. Дайнека приготовила яичницу и, когда Остап вышел из ванной, спросила, указав на тарелку:

– Яичницу или вареники?

– Лучше яичницу. – Он сел за стол.

Дайнека устроилась напротив и, глядя на Романова, вспомнила свое первое впечатление: он весь состоял из диссонансов. С тех пор мало что изменилось: Романов был небрит, брутален, но вместе с тем – жалок.

– Хлеба?

– Нет, спасибо. Хлеб я не ем.

– Почему?

– Забочусь о своем весе и внешнем виде.

– Для писателя это важно, – поддержала Дайнека.

Романов дополнил:

– Писатель работает лицом.

Она удивилась:

– А разве не головой?

– Ты это нарочно? – Остап с обидой отложил вилку.

– Да нет! Не нарочно. Просто пришлось к слову.

– Я хочу извиниться за то, что так бесцеремонно ввалился к тебе домой.

– Ты ввалился интеллигентно. И, кстати, как узнал номер моей квартиры?

– Азалия…

– Оставила тебя здесь лишь потому, что до такси бы ты не дошел.

– За это – спасибо, но все же мне неудобно.

– Выспался, и ладно. Ешь и отправляйся домой.

– Прямо как мама… – Остап взялся за вилку и снова ее отложил. – Тебе не интересно, почему мы подрались с Делягиным?

– Ну?

– Мы подрались из-за тебя.