С противоположной стороны тоже было беспокойно: в Чкаловске пилоты 689-го гвардейского ИАП Балтфлота бежали к своим Су-27, на ходу застегивая гермошлемы, – был получен приказ держать в готовности первой степени не звено, а целую эскадрилью. На дорогах Калининградской области стоял рев моторов – дивизионы С-300, батареи «Панцирей» и самоходная артиллерия меняли позиции, в бесчисленный раз за последние несколько месяцев. Это давало некоторую гарантию не быть уничтоженными первым ударом на почти насквозь простреливаемом пятачке родной земли. Грузились в самолеты десантники на российских и белорусских аэродромах. Оперативный дежурный на ЦКП ПВО в подмосковной Балашихе, глядя на огромный экран, на котором постепенно возрастало количество обнаруженных боевых самолетов противника, явно переставшего уже быть «потенциальным», давил на клавишу прямой связи с начальником Генерального штаба.

Второй пилот «Духа Пенсильвании» поднял голову и через стекло с золотым напылением посмотрел вниз. Справа от их курса переливалась яркими огнями неправильной формы световая клякса – Стокгольм. Бомбардировщики обошли его с севера, стараясь держаться за пределами зоны огня ЗРК, прикрывающих шведскую столицу. Шведы не дали разрешения Коалиции на использование своего воздушного пространства, опасаясь ответных мер со стороны России, что создало серьезные трудности при планировании операции. Но на пролет самолетов-невидимок у них никто и не собирался спрашивать разрешения. Слева по курсу на земле под тем же углом виднелась тусклая россыпь световых пятнышек – Аландские острова. До точки поворота на боевой курс оставалось около двухсот километров. На одном из экранов приборной панели перед пилотами вспыхнул предупреждающий транспарант. Программа полета предусматривала в этой точке маршрута два действия, которые пилоты немедленно и выполнили. Во-первых, позади кабины на секунду разошлись створки и точно в зенит, на спутник, ушел короткий кодовый импульс, информирующий, что бомбардировщики без происшествий добрались до исходного района и действуют по плану. Война стала неизбежной именно в этот момент, остановить ее теперь не смог бы уже никто. Во-вторых, командир экипажа нажал в кабине кнопку с надписью «прорыв ПВО».

Самолет сразу словно потяжелел – отклонения рулей и элеронов стали минимальными ради уменьшения ЭПР. До находящейся в сотне километров от эстонского острова Сааремаа точки поворота на боевой курс оставалось пятнадцать минут.

Четырехзвездный генерал Обадия Джонсон, командующий военной группировкой коалиции, поймал себя на том, что неотрывно смотрит на часы. Кругом царила деловито-возбужденная атмосфера, в создании которой так поднаторел Голливуд, изображая Центр управления полетами в Хьюстоне. «Хьюстон, мы готовы!» – и так далее. Генерал только что закончил свой доклад президенту США о начале боевых действий, самолеты подняты в воздух, все оружие заряжено и направлено в сторону противника. По правде говоря, американцы уже лет шестьдесят не начинали ни одной военной операции с массированного артиллерийского удара в стиле Первой мировой. Вместо этого разработанные в недрах вросшего в болотистый берег Потомака исполинского пятиугольника военного министерства США указания предписывали нанесение ударов по ключевым точкам военной инфраструктуры противника посредством авиации и крылатых ракет.

Но с русскими этот фокус в чистом виде не проходил. Они до такой степени усилили свою противовоздушную оборону, что отдельные группы самолетов в зоне ее действия просто не выживут. Авиации, разумеется, работа тоже найдется, но все-таки в огневом подавлении противника первой должна сказать свое слово «Серенада».

«Серенада» была разработанной американскими военными специалистами системой управления артиллерийским огнем, предназначенной для синхронизации различных по калибру, дальности и скорости перезарядки артиллерийских систем. Результатом ее действия должен был стать непрерывный огненный смерч разрывов, накрывающий ключевые точки вражеской обороны. Предполагалось, что, не имея возможности поднять голову в течение многих часов, противник будет деморализован и покинет позиции, не вступая в ближний бой.

Через час после начала артподготовки должны начать движение подразделения 1-го корпуса. Этот час нужен для нейтрализации сюрпризов, которые русские могут устроить в узком коридоре между анклавом и белорусской территорией. Одновременно в стык между группировками «Майк» и «Браво» должен был ударить трехсторонний польский «Еврокорпус», чтобы, захватив Гродно, расширить «бутылочное горлышко» польско-литовской границы до приемлемой ширины.

Еще через час вперед должны были пойти британцы, поляки и части американского 5-го корпуса. Медленно и осторожно, сметая оставшиеся очаги сопротивления русских в анклаве. Еще пять минут…

– Сэр, наблюдем активность русской авиации! «Мейджики» докладывают о большом числе самолетов над северной Белоруссией. Включая тяжелые. Фиксируем активизацию радиоэлектронных средств и активные помехи.

– Тяжелые? – переспросил генерал. – Какого типа? Бомбардировщики?

– Нет, сэр… Похоже, транспортные, типа «Кандид»[32]. Их все больше!

«Что они там делают? Неужели Иваны решились на выброску десанта? Может, просто маскируют тактическую авиацию?»

– Свяжитесь со штабом Гатлинга и проверьте, получили ли они эти данные! – «В любом случае это его проблема».

Василий любил поспать и самокритично считал это одним из своих главных недостатков. Проснуться и подняться представляло для него очень сложную задачу. Научившись в армии вскакивать по команде и одеваться в течение сорока пяти секунд, он изобрел ритуал, которому старался следовать неукоснительно. Как только в сон бесцеремонно врывалась команда «Подъем!», он, не меняя положения тела и не открывая глаз, начинал считать до десяти. Десять секунд сонного блаженства были уступкой организму, который за это обязан был по их истечении быстро принимать вертикальное положение и вообще делать все, что от него требуют.

Поэтому, услышав крик дневального: «Рота, подъем!» – он не стал вскакивать сразу, а начал отсчет.

«Раз, два, три, четыре…»

Кругом слышались негромкое сопение, скрип кроватей и невнятные возгласы.

«Пять, шесть, семь…»

На восьмой секунде где-то рядом, показалось – прямо над ухом, грохнуло так, что он слетел со второго яруса быстрее ветра.

– Тревога!

Отчаянный вопль дневального потонул в реве и грохоте – рота ринулась вон из палатки, на плац.

Василий, выскочив из палатки одним из последних, едва не упал, наступив на незавязанный шнурок, но все же добежал до места построения с одеждой, оружием и каской в руках и принялся одеваться. Где-то ухнуло несколько разрывов, похоже на севере, в районе Гвардейска, может быть, даже на другой стороне реки. Разрывы заставляли новобранцев втягивать головы в плечи, крепко сжимая оружие, но больше всего пугали не отдельные порции грохота, а глухой низкий гул с юга. До границы, как он прикинул, было километров тридцать, и похоже, что там творился кромешный ад – даже земля подрагивала.