Революционный дух Возрождения обнаруживается у Маро также в смелости и прогрессивности идейных позиций, в его мировоззрении. Поэта (как и его великого современника Рабле) не раз изображали веселым балагуром, бездумно смеющимся над лицемерием и глупостью служителей церкви, т. е. делали из него лишь продолжателя традиций антиклерикальной cредневековой литературы. Против этой концепции Мейер резко выступает в своей книге «Религия Маро»[235], развивающей ряд положений его предисловия к первому тому сочинений поэта.

Обращение исследователя именно к религиозным взглядам Маро не случайно. Вопросы критики религии и церкви, их реформы находились в XVI в. в самом центре идейной и политической борьбы и отразились во всех значительных литературных произведениях того времени. И прежде всего у Маро.

Исследование Мейера строго документировано. Ученый привлекает с исчерпывающей полнотой свидетельства современников – друзей и врагов Маро, приводит большое число архивных материалов. Детально анализируются такие важные моменты биографии поэта, как его столкновения с Сорбонной, бегства в Женеву или Феррару, отречение от идей кальвинизма и пр. Мейер убедительно показывает, что все творчество Маро было направлено против католической церкви, ее догматов, против католической идеологии вообще. «С 1526 года и до самой смерти, – пишет исследователь, – Клемана Маро считали лютеранином и церковные, и гражданские власти – и Сорбонна, и инквизиторы Феррары, Тулузы и Рима, и парижский прево, и парламенты Бордо или Парижа»[236]. Однако, как известно, Маро очень легко порывал с лютеранством, что давало повод обвинять его в трусости и малодушии[237]. Как убедительно показано в книге, Маро был достаточно смел, чтобы отстаивать свои взгляды (Мейер красноречиво показывает это анализом послания Маро из Феррары королю Франциску[238]). И вот вывод ученого: «С одной стороны, как мы видели, Маро просто повторяет идеи сторонников Реформации, таких мыслителей, как Лютер, Лефевр д’Этапль, Брисонне и их учеников, которые все провозглашали примат Библии. Но он идет значительно дальше. Действительно, требуя для себя, простого мирянина, полнейшей свободы чтения, утверждая, что бог даровал ему необходимую способность отличать хорошее от дурного, он провозглашает право на свободу совести»[239]. Так Маро, разделяя многие идеи протестантов, сохраняет за собой право на свободную мысль, на собственную оценку действительности, не сообразующуюся с какими бы то ни было догмами – католическими или лютеранскими.

Источник свободолюбия и свободомыслия Маро Мейер видит в его гуманизме. Именно гуманизм, человечность, человеколюбие Маро сделали его непримиримым врагом католицизма, они же сделали его сторонником Реформации. «Однако, – пишет Мейер, – в основе его протестантизма, как и протестантизма Рабле, Деперье, а также, быть может, и Доле, лежит отождествление Реформации с осуществлением их мечты об умственном и моральном прогрессе, о свободе разума, о вере более просвещенной и менее догматичной. Но как только Реформация сама стала догматичной, Маро перестал видеть в ней прок, точно так же как Рабле и Деперье»[240].

Заслуги Маро перед французской культурой не ограничиваются его смелым поэтическим новаторством. Не меньшее значение имела его критика католицизма и защита гуманистических идей. «Именно Маро, – пишет Мейер, – принадлежит честь первым поднять свой голос против пыток; он, безусловно, первым во Франции стал обличать мракобесие, протестовать против цензуры, требовать свободы чтения. Добавим, что он был убежденным пацифистом»[241].

Клод-Альбер Мейер не только подготовил подлинно научное издание сочинений Клемана Маро, не только изучил многие еще плохо освещенные вопросы жизни и творчества поэта. Работы Мейера, и особенно его книга «Религия Маро», восстанавливают подлинный облик замечательного поэта, одного из передовых мыслителей эпохи, настоящего титана Возрождения.

Вопрос об отношении поэтов «Плеяды», и в частности ее теоретика и крупнейшего представителя Жоашена Дю Белле (1522 – 1560), к творчеству Клемана Маро (1496 – 1544) далеко выходит за рамки узкой историко-литературной проблемы. По сути дела, это вопрос о соотношении двух важнейших этапов французского Возрождения, представителями которых в области поэзии были Маро и Дю Белле. Маро представляет собой ранний Ренессанс, Дю Белле – более зрелый его этап, называемый иногда Высоким Возрождением.

Творчество Маро и Дю Белле развивалось в совершенно различных исторических условиях, и это различие эпох не могло не отразиться в произведениях поэтов. «Плеяда» выступила на литературной арене в сложный и ответственный для французской культуры момент. И исторической ее заслугой является то, что в годы повсеместного наступления реакции, в годы усиливающегося влияния мистических учений и идеалистической философии, в годы, когда все большее распространение получала далекая от национальной почвы искусственная поэзия подражателей Петрарки, она продолжила гуманистические и реалистические традиции раннего французского Возрождения. Жизнерадостный, оптимистический дух, материалистическое восприятие мира, гуманистический пафос открывания нового в природе и в самом человеке, не только искреннее восхищение неумирающими памятниками античной культуры, но и стремление узнать их и понять во всей их глубине, осознание своего патриотического долга – все это роднит поэтов «Плеяды» с великими представителями раннего французского Возрождения – с Рабле, с Деперье, с Клеманом Маро.

Не «Плеяде», а гуманистам и поэтам раннего французского Возрождения принадлежит честь открытия и приобщения своей страны к сокровищам итальянской культуры, в частности честь популяризации творчества Петрарки, который сравнительно рано стал известен во Франции[242]. Петрарка долгие годы оставался непререкаемым авторитетом в области поэзии не только у себя на родине, но и во всей Европе, в том числе и во Франции. Увлекался Петраркой и переводил его и Клеман Маро; для поэтов «Плеяды» Петрарка, наряду с античными авторами, был предметом восхищения, изучения и подражания.