— А какие были? — не сдержал любопытства хозяин дома. — То бишь, наверно, и сейчас есть?

— Есть, конечно, не без того. Или заслуженные супруги, рыхлые квочки, чья весна уже далеко позади, или дородные тупые доярки-колхозницы. А Зажицкая — девица с огоньком и оборотистая, при первой же опасности смылась назад в Плоцк, где, как назло, освободился Климчак. Сановный папуля и сынок-гуляка страшно поругались, сынок всё в Плоцк рвался, а папуля требовал его к себе, в столицу. В Познани пыль улеглась, у Климчака были там какие-то дела, он спокойно и поехал, а давно имевшая на него виды Зажицкая отправилась следом, невзирая на возможные последствия. Карлуша туда же. Климчак занимался своими делами, Зажицкая увивалась вокруг него, что, однако, не помешало Карлуше склонить её к совместным развлечениям, возможно, потому, что Климчак уделял ей недостаточно внимания, что прикажете бедной-несчастной делать? Милиция уже давно караулила весёлую компанию, прокуратура, как могла, милицию тормозила, благородный отец в Варшаве совсем озверел, ведь тайна сквозь пальцы утекает, наконец извернулся как-то и сам поехал в Познань инкогнито, а значит, и без телохранителей. И вот надо же какое совпадение!

Патриция на минуту остановилась, ибо в горле пересохло окончательно, хлебнула содовой и продолжила:

— Родимые пятна, так сказать, проявились, оказалось, что у сынули и папаши вкусы одинаковы. Последний, раз уж оказался тайком на свободе и без охраны, решил этим воспользоваться, дал себе волю и подцепил, кого бы вы думали? Угадайте? Правильно, Зажицкую. Загорелся наш столп добродетели почти так же, как сынок, но вот попользоваться не успел, в морду получил не сильно, но, во всяком случае, смог потомка понять. Вот тут-то оба и ополчились на Климчака.

— Так ведь он на Зажицкую и не смотрел? — удивился пан Войтек.

— Ещё как смотрел, только занят был очень. А в свободное время с дорогой душой, а на тех двоих номенклатурных ухажёров Зажицкая чихала…

— Вот уж дудки! — возразила от дверного косяка Каролинка. — Правда ваша насчёт Климчака, да только сохнуть-то сохла и роман с ним крутила, но и других не чуралась. Очень привечала таких солидных мужчин, понятно, не оборвышей, а всё одно носом крутила. Уж больно разборчива.

— Я же говорила! — обрадовалась Патриция. — А Лёлик её поматросил и бросил, ну и решила отомстить… А те двое вроде пришли к соглашению, сынок получил заверения, что отбудет на Запад, в загнивающий рай, а папуля здесь концы подчистит.

Пан Войтек остался доволен.

— Это и в самом деле, скорее, романтическое, чем политическое. И такое глупое, что даже смешно.

— Апелляция будет ещё смешнее, — буркнул господин адвокат.

Патриции не было нужды уверять присутствующих, что на апелляцию она обязательно приедет. Все с огромным интересом слушали её рассказ.

— Откуда вам, собственно говоря, столько известно? Я таких подробностей из дела не вычитал, в официальных документах всё гораздо скучнее.

— Ничего мне не известно, — ответила Патриция, не собираясь ссылаться на Зигмунда. — Практическая дедукция, основанная на жизненном опыте. Опять же почему не приукрасить историю пофривольнее?

Тут журналистка вспомнила, что имеет по поводу всей этой свистопляски собственное мнение, и незамедлительно поделилась им с застольной компанией.

— Просто мания какая-то, — гневно заявила она. — Не уверена, приходится ли на сто изнасилований вроде нашего одно настоящее. Остальные — яйца выеденного не стоят…

— Протестую! — попытался возразить Кайтусь.

Патриция соизволила наконец заметить его существование.

— Да ты что? Взять хоть, к примеру, то, колбасное!

— Колбасное? — моментально заинтересовался пан Войтек. — Это метафора такая?

— Ничего подобного. Как? Разве вы не в курсе?

О колбасном изнасиловании, как выяснилось, никто из присутствующих не слышал, и Патриции пришлось изложить суть событий к огромному неудовольствию Кайтуся, который, правда, сам обвинение не представлял, но осуществлял надзор за молодой и крайне впечатлительной вице-прокуроршей. Блеск, с которым она провела дело, позволял сделать вывод, что это вице у неё спереди отпадёт нескоро.

— Жертва насчитывала сорок семь весьма потрёпанных лет и возвращалась с работы домой с тяжеленными сумками. Напал на неё жуткий бандит, оказавшийся по части изнасилования на высоте, а посему в этом отношении претензий у потерпевшей не имелось. Ей и в голову не пришло бы на него заявлять, если бы среди покупок не было двух кило колбасы, которые виновник преступления слопал…

— В процессе изнасилования? — поразился господин адвокат.

— Следствием не установлено, сколько сожрано на месте, а сколько унесено с собой сухим пайком, но, как бы там ни было, колбаса исчезла. И даже эту потерю пострадавшая спокойно бы пережила, да вот муж пристал. Где колбаса, да где колбаса, сказано этой дуре, купи, так она, мозги куриные, ни хрена не помнит, всё пилил и пилил, уж совсем собрался было проучить дражайшую половину кулаками, вот она ради спасения шкуры и призналась. Муж от такой новости вконец взъерепенился и сам помчался в отделение — пусть гад колбасу отдаст! Пытался даже возмущаться, что дело возбуждено об изнасиловании, а не об умышленной порче имущества. Пришлось ему доходчиво растолковать, чтоб заткнулся, а то впаяют антисоветскую агитацию, будет знать, как права качать.

— А какая тут связь?

— Прямая: за колбасой надо в очередях давиться, и не всегда бывает…

— А уборщица с лесопилки, что нашла своему ребёнку двенадцать отцов? — злорадно продолжала Патриция. — Так по очереди её и насиловали, заткнись! — бросила она Кайтусю, попытавшемуся было открыть рот. — Сам, читая дело, хохотал. Начала с генерального директора головного деревообрабатывающего комбината, но сразу обнаружилось, что в нужное время тот был в долгосрочной командировке в Мурманске, три месяца там проторчал, какие-то курсы повышения квалификации, опять же переговоры, а ребёнок нормально доношенный. Тогда ухватилась за его заместителя, но, к несчастью, выяснилось, что тот с рождения бесплоден. Потом настала очередь технического директора, сделали анализ крови — не подошёл, заместитель технического тоже отпал из-за группы крови. Главный бухгалтер оказался импотентом, очередным начальникам отделов здорово повезло: не годились по разным причинам. Из всего начальства один только кадровик знал её лично и мог, поднапрягшись, описать, как баба выглядит, да вот беда, чтобы делать детей, был решительно стар. В итоге истица призналась, что, честно говоря, прижила ребёнка от ночного сторожа и никакого изнасилования в помине не было, просто залетела, но уж больно хотелось обеспечить чадо отцом побогаче, ведь такой и алименты будет платить солидные. Вот вам и доказательство, не будь моды на изнасилования, ей и в голову бы такое не пришло.

Пани Ванда тяжело вздохнула:

— Боюсь, вы правы. Что-то дурное здесь наклёвывается, девчонки всё больше провоцируют, а парням много не надо. Впрочем, возраст тут не имеет значения, старым калошам — тоже. Периодически приходится заниматься такого рода делами, волосы дыбом встают, и поневоле задумаешься… они и вправду такие глупые? Совсем недавно курировала дело, пятеро изнасиловали знакомую, а оправдывались тем, что она сама предложила проводить её домой через лес уже за полночь. Потерпевшая подтвердила, да, предложила, поскольку боялась возвращаться одна и считала, что с пятью подвыпившими провожатыми будет безопаснее. Ну, скажете, где у неё мозги?