Занятая, как обычно, своими переживаниями, она упустила нечто весьма существенное. Конечно, Стася не могла знать, что сидевший в тюряге Лёлик имел предостаточно времени на размышления, дураком он не был и о себе самом знал больше всех следственных органов, вместе взятых. А из его размышлений выходило, что неким таинственным образом прессовать его перестали, париться на нарах осталось всего ничего, Зажицкая, чью роль в этом деле он сразу понял, поджала хвост. То бишь перемены по всем фронтам.

Вот только причин таких чудес горе-насильник, сколько ни ломал голову, а отгадать не смог. И пришёл к выводу, что не иначе это Стасина работа. Ведь у той явно были какие-то подозрительные связи с прокурором. Романа Лёлик не подозревал, поскольку видел прокурорскую зазнобу, ту журналистку, и оценил её по достоинству, от таких не гуляют.

Гонората, чаще остальных навещавшая брата, его выводов не опровергала, даже наоборот, поддерживала, поскольку в тайных механизмах дела сама не ориентировалась, а породниться со Стасей была совсем не прочь, особенно с учётом угрозы в лице шалавы Эльки. Правда, путался под ногами Стасин жених, но и тут сработал принцип «нет худа без добра».

Сарафанное радио донесло, что жених от Стаси отказывается, мол, дружки-приятели проходу не дают, что невеста у него порченая, то ли изменила ему, то ли как. А он — не из убогих и в бракованном товаре не нуждается, а посему место жениха освобождает решительно и бесповоротно.

Обо всех этих обстоятельствах несчастная Стася не имела решительно никакого представления!

* * *

Нетрудно догадаться, что выпущенный условно-досрочно, отсидев ровно три месяца и один день, Лёлик прямиком от ворот тюрьмы направился в кафе «Театральное», где совершенно случайно в полном одиночестве сидела жертва, она же заявительница, она же потерпевшая и прочая, и прочая…

Предложение руки и сердца, подкреплённое шикарным букетом, было милостиво принято.