Очередная волна взметнулась особенно высоко и обрызгала Кончиту с головы до ног. Девушка вздрогнула, но уже в следующую секунду весело рассмеялась. Пусть брызгается, пусть хоть целиком ее накроет своими волнами – ей это не страшно! Она теперь уже ничего не боится, потому что в ее жизни есть смысл – дождаться возвращения Николая. И она его дождется, она будет приходить на этот мыс каждое утро, как можно раньше, приходить и смотреть на горизонт, чтобы самой первой, раньше всех увидеть на нем «Юнону».

Так она простояла на краю мыса еще с полчаса, глядя то на синеющий океан, то на светлое, почти белое небо, то на разделяющую их прямую, как стрела, линию. Волны поднимались все выше и пенились все сильнее, и в конце концов промокшая и замерзшая Кончита вернулась к реальности, огляделась вокруг и обнаружила, что за ее спиной уже взошло пока еще холодное, но с каждой минутой все лучше согревающее землю солнце. Крыши домов были окрашены его оранжевым светом, и волны тоже слегка поблескивали рыжими бликами. Мимо набережной быстро шли люди, с шумом проезжали экипажи. Город начинал свою обычную утреннюю жизнь.

Кончита поежилась и медленно зашагала прочь от океана. Волны за ее спиной продолжали с громким плеском ударяться о мыс, отсчитывая мгновения до возвращения «Юноны».

Еще только подходя к дому, Кончита заметила стоявшую на пороге мать и вздохнула: все надежды на то, что родные еще не встали и не заметили ее исчезновения, рухнули в один миг. Однако если Мария Игнасия и была возмущена таинственной отлучкой дочери, то сразу же передумала упрекать ее за это, увидев сияющие счастьем глаза Кончиты.

– Где ты была? – проворчала она только своим обычным усталым голосом. – Совсем промокла, ведь простудишься же! Быстро переодевайся и грейся!

Кончита молча кивнула и вприпрыжку взбежала по лестнице в свою комнату. Она точно знала, что не простудится и не заболеет и что с ней вообще не случится ничего плохого. Но объяснить это матери девушка все равно никогда бы не смогла.

В своей комнате она с наслаждением стянула с себя промокшую одежду и, дрожа от холода, принялась закутываться в сухое и теплое домашнее платье. Впереди ее ждал обычный день, такой же длинный и скучный, какими были пятнадцать лет ее жизни до появления в ней Николая, но это больше не пугало девушку. Она точно знала, что через два года всему этому придет конец. И до этого ей тоже будет не до скуки, ведь у нее теперь есть по-настоящему важное занятие – ждать.

День прошел именно так, как Кончита себе представляла: обычные дела, привычные разговоры… Ее о чем-то спрашивали, она что-то отвечала, но уже через минуту не могла вспомнить, о чем был только что закончившийся разговор. Впрочем, и мать, и братья с сестрами старались, по возможности, не приставать к Кончите с болтовней: слишком уж счастливым и отрешенным было ее лицо, слишком очевидно было, что девушка парит в своих мечтах, и отвлекать ее от них родным не хотелось.

А ночью Кончите приснилась дорога. Она была широкой и пустынной, залитой солнечным светом и окруженной с обеих сторон зелеными полями. Девушка медленно пошла по ней вперед – она знала, что может не спешить, что у нее предостаточно времени, а до конца дороги еще очень далеко. Так она и шла, не чувствуя усталости, а прямая, как стрела, дорога лежала перед ней, сужаясь вдали в тонкую, едва заметную ниточку и упираясь в горизонт. Но Кончита была уверена, что рано или поздно дойдет до конца этой дороги, и там, вдалеке, ее будет ждать ее счастье…

Утром Кончита снова проснулась на рассвете и поняла, что уже не заснет – ее тянуло на берег, на тот же самый мыс, где она стояла, любуясь волнами, накануне. И желание это было таким сильным, что она даже не попыталась ему сопротивляться. Через полчаса, вновь закутавшаяся в самую теплую одежду, девушка уже стояла у входной двери, собираясь выскользнуть на улицу.

– Ну и куда ты опять, дочка? – услышала она позади тихий голос отца.

– На берег, – вздохнула Кончита, оборачиваясь и опуская голову. – Пожалуйста, разреши мне туда сходить! Я ненадолго…

Комендант молчал, и девушка снова подняла голову, встретившись с ним глазами.

– Ладно, иди, но только действительно недолго, – махнул отец рукой после короткой паузы. – Я тебя понимаю…

Кончита просияла и выбежала за дверь.

Теперь она не стала петлять по узким улочкам, шарахаясь от прохожих, а сразу направилась к берегу по кратчайшему пути. Океан приветствовал ее шумом волн издалека, девушка еще не видела его из-за домов, но уже слышала этот мерный, спокойный, но в то же время громкий плеск. Выбежав на набережную, Кончита увидела, что волны стали гораздо выше – над мысом, к которому она стремилась, взлетали высокие пенистые фонтаны. Девушка немного помедлила, но потом все-таки прошла на мыс и остановилась, немного не доходя до его края, возле большого округлого валуна. Он был весь мокрый от соленых брызг и ярко блестел в первых лучах восходящего солнца, поэтому садиться на него Кончита не стала – она просто встала рядом и опять, как и предыдущим утром, долго смотрела на окутанную легкой дымкой линию горизонта. Ветер трепал ее платок и выбившиеся из-под него волосы, брызги летели ей в лицо, и девушка вздрагивала от холода, но продолжала стоять на месте и неотрывно глядеть вдаль.

Следующим утром океан был на редкость спокойным, а солнце грело почти по-летнему, и по привычке тепло одевшейся Кончите вскоре стало жарко. Она распахнула плащ и присела на холодный камень. К ее удивлению, сидеть на нем оказалось не особенно жестко и вообще довольно удобно, а потом Кончита вспомнила, что точно так же они с подругами сидели на камнях на берегу в детстве, когда были еще совсем маленькими девочками. И это воспоминание было таким приятным, таким радостным, что девушка даже негромко засмеялась.

В тот момент она поняла, что будет приходить на этот мыс каждое утро, даже если родители воспротивятся таким прогулкам. Будет приходить этой осенью, зимой и весной, хотя Николай не может вернуться так рано, будет приходить летом, и следующей осенью, и следующей зимой… А еще через год уже можно будет по-настоящему ждать «Юнону» и смотреть на горизонт, зная, что она в любой момент может на нем появиться.

Так она просидела на камне около часа и лишь после этого вернулась домой. Так же прошло и следующее утро, и вся неделя, а потом и месяц. Комендант и его супруга пытались отговорить дочь от «неприличных» прогулок в одиночестве, но делали это как-то вяло, словно изначально понимали, что если уж им не удалось помешать ее помолвке, то запретить ей такую малость точно не в их власти. Так и случилось: Кончита выслушивала их просьбы, виновато опускала глаза и начинала уговаривать их в ответ разрешить ей и дальше ходить на берег. Супруги Аргуэльо переглядывались, вздыхали и молча кивали головами: запретить дочери единственное занятие, которое доставляло ей радость, было выше их сил. И Кончита снова убегала на улицу, спешила к набережной и сидела на своем любимом камне, пока за ее спиной не поднималось уже не греющее, но все еще яркое лучистое солнце.

А по ночам ей все чаще снилась дорога. Иногда прямая, иногда петляющая среди деревьев, иногда закрученная спиралью вокруг горы, то широкая, то узкая… Общее у них всегда было только одно – на всех дорогах не было ни одного человека, кроме Кончиты, везде она шла вперед в полном одиночестве. Но это не тяготило девушку, как не тяготили ее спокойно сменяющие друг друга дни наяву. Каждый раз, ступая во сне на пыльную ленту дороги, она была счастлива. Каждый раз, приходя утром на берег и присаживаясь на камень – еще счастливее.