Спонтанная затея с поездкой была глупой, результат оказался таким же.

Однако Надина мама, действительно, существовала, и я планировала выложить эту новость Тамаре Андреевне лично, чтобы посмотреть на её лицо, когда она об этом услышит. А ещё стало понятно, что мать Надю не очень-то любила. Может, поэтому Надя предпочитала, чтобы все считали её одинокой? Хотя Томашу-то она об этом рассказала.

Интересно, знал ли он о погибшем Надином отце и брате?

Но Яга, пожив здесь, наверняка должна была знать о существовании Лидии Михайловны. А если знала, то почему не рассказала директрисе?

Внезапно я услышала странный звук. Довольно громкий, чтобы его не слышать, но в то же время слабый и жалостливый, будто тому, кто его издаёт, срочно необходима помощь.

Звук шёл из-за приоткрытой двери. Я заглянула.

Это была точно такая же комната, как у Лидии Михайловны. Только вместо одной кровати здесь стояли две. Возле окна на инвалидном кресле сидел благородного вида чуть лысоватый старичок, а на полу посреди комнаты лицом вниз лежал маленький сухой дедок в синей клетчатой пижаме. Пальцы его скребли ковер, плечи вздрагивали, именно от него и исходили душераздирающие стенания.

Я бросилась к нему, пытаясь поднять, но дедок внезапно прекратил стонать, поднял голову и спокойно посмотрел на меня.

— Ты кто? — голос у него был скрипучий.

Старичок в кресле тоже смотрел с удивлением.

Я поспешно встала.

— Мне показалось, вам плохо. Хотите, я кого-нибудь из персонала позову?

— Из персонала, — раздражённо передразнил дедок. — Сдался мне твой персонал.

Поднявшись на четвереньки, он требовательно протянул руку, чтобы я помогла ему встать.

Шаркая, на полусогнутых ногах он доковылял до кровати и упал уже на неё.

— Простите, — тот, что сидел у окна, не обращая внимания на страдания соседа, развернул кресло в мою сторону. — Вы ведь не сотрудница «Пуговиц»?

— Нет.

— Но где-то мы с вами уже встречались, — старичок подъехал ко мне, пристально вглядываясь в лицо. Глаза его блестели, как у молодого, а пальцы были страшные. Крючковатые, с распухшими суставами.

— Вряд ли, — я отступила назад.

— Не спорьте, — отрезал он с убеждённостью. — Я вас ждал. Вы любите виноград? Возьмите на холодильнике там, за дверью.

— Не нужно, спасибо, я пойду. Меня друзья ждут.

— Передавайте бабушке привет, — бросил он мне в спину прежде, чем я успела скрыться за дверью.

Я резко остановилась.

— Вы знакомы с моей бабушкой?

— Ольга Викторовна, так ведь?

— Да.

Я вернулась.

— Да неужели! — стонущий дедок с интересом перевернулся на бок. — Оленька решила вернуться к нам?

— Она умерла летом.

Оба старика понимающе покачали головой.

— Она же была совсем молодая и здоровая, — печально произнёс колясочник.

— Ей семьдесят два было.

— Я и говорю — молодая.

— Машина сбила.

— Прими мои искренние соболезнования, — он подъехал и с теплом пожал мне руку. — Такая замечательная женщина была.

Впервые в жизни я слышала, чтобы кто-то назвал Ягу замечательной женщиной. Она, конечно, умела притворяться, но только когда ей было что-то очень нужно.

— Вы её хорошо знали?

— Ну, а как ты думаешь, если узнал тебя?

— Мы совсем не похожи! — ужаснулась я. — Она мне не родная бабка.

— Конечно, не похожи, — старичок подмигнул. — Но твои фотографии я видел.

— Зачем это она их показывала?

— Да, как тебе сказать… Здесь всегда смотрят, есть ли у тебя семья, дети, родственники… Если есть — всё в порядке. А если одинокий, значит, — пуговица.

— Что значит пуговица? — удивилась я.

— Кончайте болтать! — закричал на нас дедок.

— Злится, что мы тихо говорим и ему не слышно, — захихикал старичок.

— Так, ладно, — я попыталась собраться с мыслями. — А что она ещё рассказывала?

— Так всего и не упомнишь, — его взгляд сделался хитрым. — Ты приходи нас навещать, может, я чего и вспомню.

На телефон начала названивать Лиза.

— Может, лучше я вам позвоню? — предложила я, торопливо сбрасывая звонок.

— Ну, какие в нашем возрасте телефоны? — старичок снова взял меня за руку. — Ничего в мире никогда не заменит живого человеческого общения. Живых эмоций и ощущений. Разве можно по телефону увидеть глаза или почувствовать мягкость шелковистой кожи.

Вырвав руку из его страшных холодных пальцев, я отступила, но не ушла.

— Вам правда есть, что рассказать?

Его медленная приветливая улыбка растянулась в широкий оскал, обнажив ровный, неестественно белый ряд вставных зубов.

— Уж в этом-то можешь не сомневаться. Просто приходи и узнаешь.

Я огляделась. На низеньком холодильнике, где из-под накрытого полотенца выглядывала тарелка с виноградом, я заметила газету с кроссвордом и поверх неё карандаш.

Не спрашивая разрешения, я быстро взяла эту газету и, записав внизу на полях свой номер телефона, протянула старику.

— Не знаю, получится ли у меня снова сюда приехать, но, если вдруг что-то вспомните интересное про мою бабушку, позвоните, пожалуйста. Это, правда, важно.

— Плохо быть пуговицей, — он опустил голову и печально покивал, глядя в газету. — Никому ты не нужен.

— Я не понимаю про пуговицы.

— Твоё счастье, если никогда и не поймёшь.

— Вы позвоните мне? Пожалуйста. Я очень постараюсь приехать. Могу что-нибудь привезти.

Старичок поднял глаза и недобро посмотрел на меня исподлобья.

— Привези мне пару килограмм любви и мешочек радости, давненько я их не пробовал.

До автобусной остановки Лиза с Липой возбуждённо обсуждали всё, что произошло в комнате Надиной мамы.

Сели в автобус. Свободных мест было полно.

— Пока ты бегала в туалет, администраторша рассказала, что Надя у них не только работала, но и жила, — Липа сидел позади нас и говорил в щель между креслами. — Из-за той аварии у её мамы уже давно с головой проблемы и нужно было брать сиделку, а сиделка стоила дороже, чем Надя могла заработать. Вот они и перебрались так жить.

— Я бы с ума сошла, — Лиза держала перед собой телефон и как бы невзначай то и дело обновляла Инстаграм. — Жить среди пенсий всю свою сознательную молодость.