Он стал нервным, дерганым и неуверенным в себе. Иногда в голову лезли мысли о собственной бесполезности, о том, что его жизнь, кроме родителей, всем безразлична. Вспоминалась Елена, иногда снилась по ночам с грустной улыбкой на лице.

Но гордость мешала ему первому пойти на примирение. В памяти всплывала обидная фраза, брошенная при последней встрече: «Бог подаст», — и вспоминался свой дурацкий вид при этом.

Иногда он все-таки набирал номер телефона, слушал в трубке бесконечно однообразное «алло» и короткие гудки, следующие за этим, но не находил в себе силы заговорить. Ему казалось, что если бы у него что-то получилось с последним делом, то он мог бы, как удачливый рыцарь на белом коне, попытаться снова въехать в ее жизнь, завалить цветами, забросать подарками, выполнить любое условие, которое она поставит, любое пожелание. Но сейчас, когда он чувствовал себя (это была больше мнительность, чем реальная ситуация) зверем, которого опытные охотники гонят на флажки, он не мог сделать шаг к примирению. И только случай вкупе с точным расчетом мог помочь ему из жертвы снова превратиться в удачливого загонщика.

Соколовский бесконечно кружил по переулкам в центре, по Бульварному кольцу, по центральным магистралям, выискивал такую сберкассу, которая бы отвечала его целям. Ему надо было выбрать район не слишком оживленный, но и не слишком глухой. Такой, чтобы можно было сразу же нырнуть в проходные дворы и уйти от слежки.

Поэтому шантажист упорно лазал по чердакам, вспугивая ошалелых от мартовской гульбы котов, собирая одеждой голубиный помет и гирлянды пыльной паутины. Он обследовал дворы, ходил по всевозможным мусоркам, перелезал через ограждения, исследуя пути к безопасному отступлению. Наконец план был окончательно разработан, выверен до секунды и обдуман со всех сторон. Оставалось его только осуществить.

В осиное гнездо штаб-квартиры ему нечего больше соваться — Поташова там нет. По телевизору показывали лидера партии народного единства, разъезжающего по стране и лобызающего то прокопченные щеки сталеваров, то обветренные — нефтяников, то черные от угля щеки шахтеров. Его трудно было застать в Москве.

Шантажист злился, он был обманут в своих сокровенных надеждах, и поэтому этот господин вызывал в нем законное раздражение. На экране телевизора Поташов рассуждал о высоких идеях и обещал всем золотые горы, молочные реки и кисельные берега.

Леня уже давно решил, что если и на этот раз у него ничего не выгорит, то бороться с судьбой дальше не стоит. Он просто разошлет снимки по редакциям самых «желтых» газет, естественно, не называя своего имени, а потом будет скромно наслаждаться шумихой, раздутой вокруг скандала. Конечно, ему жалко было времени, потраченного на добычу компромата, — все-таки почти месяц адски тяжелой работы с двумя чудесными спасениями от погонь.

«Неужели вторая неудача подряд? — терзался сыщик и сам себя утешал: — Не может этого быть. Два раза мне уже повезло, повезет и на третий…»

Газета с вклеенной фотографией, которая самим фактом своего существования должна была произвести неизгладимое впечатление на строптивого клиента, была отправлена без затей, по почте. Ее сопровождала записка, в ней приводились банковские реквизиты, по которым шантажист требовал перечислить деньги. Ставка в связи с последними событиями возросла и составила уже пятнадцать тысяч долларов. На всякий случай Леня предупредил, что негативы хранятся в надежном месте и в случае, если с ним хоть что-нибудь случится, снимки будут разосланы по редакциям газет. Через несколько дней после перечисления денег на счет будут высланы обещанные документы.

Теперь оставалось лишь терпеливо ждать. Соколовский усилил меры предосторожности — на всякий случай не отвечал на телефонные звонки, не открывал никому дверь, а перед тем как выйти на улицу, долго прислушивался, не стоит ли кто в подъезде.

«Если дело выгорит, куплю себе оружие, — мечтал напуганный шантажист. — Все-таки у меня опасная работа».

Через каждые два дня он справлялся по телефону, не поступили ли деньги на счет, причем звонил только из уличных таксофонов всегда в разных концах города.

Образовался некоторый вакуум в работе, связанный с ожиданием. Редакционные задания не слишком обременяли его. Пока клиент «дозревал», Леня решил навестить раненого Ольшевского, который уже поправлялся от бандитской пули.

Он пришел в больницу в прекрасный мартовский день, когда ярко-рыжее солнце весело катилось по бирюзовому небосклону, задевая верхушки порыжевших от весны тополей. Снег почти стаял, легко дышалось влажным густым воздухом, полным запахов мокрой земли, оттаявшей коры и черной прелой листвы. Число красивых девушек на улицах резко возросло. Леня ощущал внутри смутную тоску, вызванную своим одиночеством, загнанностью и заброшенностью.

— Чем занимаешься? — спросил бледный Георгий, чье осунувшееся лицо утопало даже в плоской больничной подушке.

— Просто живу, — печально ответил Леня.

— Ко мне недавно одна девушка заходила, — многозначительно улыбнулся Ольшевский. — Сказала, что тебя давно не видела…

Сердце у Лени учащенно забилось. Он внимательно рассматривал стоптанные тапочки, валявшиеся у кровати.

— Хочешь, телефон этой девушки дам? — хитро сказал Ольшевский. — Может, позвонишь?

Посетитель тактично перевел разговор на другую тему.

— Слушай, ты мне лучше скажи, в принципе можно найти человека по номеру его сберкнижки?

— В принципе ничего невозможного нет. Но нужна санкция прокурора, чтобы такие сведения стали доступны органам.

Леня немного повеселел. Может быть, все не так страшно. Конечно, и санкцию прокурора можно купить, и в сберкассе шороху навести, но это уже представляет определенные трудности. Все не так уж плохо. В палату, плотно закупоренную еще с зимы, сквозь двойные рамы едва пробивался весенний уличный гам.

Наступил наконец исторический день, когда приветливая девушка ответила, что на счете появилась приятно круглая сумма — пятьдесят миллионов, что забрать их сразу нельзя, можно заказать деньги и только через два дня снять их. Ну что ж, Леня не будет упрямиться из-за недоданных пяти тысяч, к чему мелочиться. Он решил не мотаться по городу с пятьюдесятью миллионами в кармане, это была солидная пачка денег, а ведь запланированный маршрут отступления от сберкассы предполагал лазанье по таким местам, в которых любой лишний груз будет обременительным. Был найден простой выход.

В другой сберкассе опять-таки был открыт счет. Леня перевел на него свои деньги, чтобы его не смогли вычислить. Потом цепочку переводов можно было еще удлинить, дабы максимально обезопасить себя. Шантажист сам себе поражался. Он стал таким осторожным, что вскоре уже смог бы перехитрить самого себя.

Вся цепочка получения денег была тщательно разработана и со всеми предосторожностями осуществлена. Никаких неожиданностей не произошло. Леня, озираясь, удирал через глухие, заваленные ржавыми трубами дворы, а за ним никто не гнался. Прежде чем ему удалось снять с книжки свой навар, прошло достаточно много времени.