Среди них, к его изумлению, была красивая молодая женщина, державшаяся рядом с черноволосым мужчиной, старавшимся прикрывать ее грудью. В этом было что-то трогательное, но не настолько, чтобы Жернов забыл, что видит перед собой свору беспощадных убийц, собирающихся ворваться в пещеру, чтобы укрыться там за спинами безоружных пассажиров.

Попасть туда им было не суждено. Новый взрыв заставил боевиков залечь на площадке. Ветер трепал серое облако дыма и пыли, повсюду стучали автоматы, трещали одиночные выстрелы, гремели огненные разрывы. Бой был в самом разгаре. Наслаждаясь ощущением опасности и собственного всемогущества, Жернов сорвал с плеча «калаш» и принялся выбивать боевиков с площадки. Он был в своей стихии и даже не замечал, что камуфляжная куртка тлеет на его спине.

К этому времени было покончено с боевиками, оставленными охранять «Боинг» на единственной взлетно-посадочной полосе военного аэродрома. Работая слаженно и деловито, Прохоров, Орлов и Фомин били их с трех сторон, как уток. Двоих, обратившихся в бегство, уложили метрах в ста от самолета, но это не имело значения.

Выполнив задание, бойцы повернули головы в том направлении, откуда доносились звуки боя.

– Кажись, затихает! – крикнул Прохоров напарникам.

– А по-моему, нет, – возразил Фомин.

– Прохор прав! – крикнул ему Орлов, поднимаясь из своего укрытия. – Раньше пять десятков автоматов работало, а теперь не больше двадцати.

– Значит, раздолбали гадов? – обрадовался Прохоров.

«Это еще вопрос, кто кого раздолбал», – подумал рассудительный Фомин, но делиться своими соображениями не стал, чтобы не портить товарищам настроение.

– Что, перекурим это дело? – громко спросил он.

– Ты взял с собой сигареты? – удивленно взглянул на него Прохоров.

– Взял! – поморщился Фомин. – Знаю, что нельзя, но взял, чтобы перекурить где-нибудь за пределами района применения, а сейчас и здесь можно, «духов» же на аэродроме больше нет? И командования тоже. Перекурим или я один?

Оставаясь на своих позициях, снайперы взяли по сигарете, чиркнули зажигалками. Вскоре к небу потянулся горьковатый голубой дымок, совершенно не похожий на тот, который стелился в ущелье Викар.

К тому моменту, когда снайперы отработали аэродром, в лагере из сорока с лишним боевиков оставалось лишь полтора десятка. Остальные валялись мертвыми или тяжело раненными.

«Набатовцы», пригнувшись, прикрываясь валунами, кустами и редкими деревцами, теснили противника. С другой стороны наседал майор Андреев со своими уцелевшими бойцами. Те, которые в начале боя крошили врага из пулеметов и гранатометов, теперь взялись за автоматы, потому что боеприпасы у них закончились. Их короткие очереди производили скорее психологическое воздействие. Расстояние было слишком велико, чтобы вести прицельный огонь.

Террористы огрызались вяло, экономя патроны. Их поведение наводило на мысль, что они вот-вот пойдут на прорыв, выбрав самое слабое место в окружении. «Наверх не полезут, не дураки, – размышлял Андреев, не отрывая глаза от прицела. – На голом склоне мы их вмиг перестреляем. Значит, побегут либо на меня, либо в сторону «набатовцев». Нет, туда не сунутся, там слишком много стволов по ним работает. Значит, атаковать станут нас». Он приказал бойцам подготовиться к отражению атаки, о захвате главарей банды сейчас речи не было. Группы действовали по обстановке.

Майор посмотрел на подошедших Мухина и Дроздова, взглянул в сторону пещеры, где вели бой Жернов и раненый Белый, и понял, что долго троим в ущелье не продержаться. Через какую-нибудь минуту их сметут и побегут дальше, переступая через изрешеченные трупы. Взгляд в сторону противника показал, что «духи» готовятся к прорыву.

И боевики двинулись бы на позиции майора Андреева, если бы не неожиданный маневр отряда «Набат». Майор Никитин тоже видел, что террористы собираются идти на прорыв, и тоже понимал, в какую сторону они двинутся. Поредевшая группа «Осы» не сможет их остановить. Сам Никитин потерял двоих: Селезневу пуля разорвала аорту, а над тяжело раненным сапером Чебаком трудился военврач Матросов. Таким образом, в его распоряжении оставались Волков, Будин, Антонов и Васильев.

Взяв с собой Будина, Никитин приказал Волкову, Антонову и Васильеву уходить в противоположном направлении, к северному склону. Замысел состоял в том, чтобы имитировать «случайное» оставление коридора для отхода террористов. Желая заманить их, Никитин запретил своим бойцам открывать огонь до тех пор, пока враг не окажется в ловушке.

– А потом, – сказал он перед маневром, – ударить нужно будет так, чтобы никто не уцелел, кроме двух главарей.

Сказано – сделано. Отодвинувшись к склонам, «набатовцы» оповестили об этом боевиков редкими выстрелами, давая понять, что выдохлись и не намерены вести кровопролитный бой на взаимоуничтожение. Это сработало. Забыв о заложниках и пожитках, террористы устремились в предоставленный им проход.

В ту же минуту фланги взорвались автоматно-пулеметными очередями. Бойцы Никитина вместе со стрелками, засевшими на хребтах, устроили врагу настоящую кровавую баню. Уцелевшие боевики совершили отчаянный бросок, торопясь уйти в мертвую для обстрела зону, но это не удалось никому. Спецназовцы били прицельно, кладя гранаты по дну ущелья. Основной отряд был уничтожен, лишь двое или трое метнулись обратно, чтобы упасть среди раненых и убитых.

– Знают, твари, что мы раненых не добиваем, – процедил Будин, кивнув на хитрецов.

– Ладно, разберемся, – сказал Никитин, поднимаясь из укрытия. – Афганский язык помнишь? Крикни им, чтобы отбросили оружие подальше, не то забросаем гранатами.

С этими словами он перезарядил разогревшийся автомат и направился к лежащим террористам. У него была походка усталого, но довольного проделанной работой человека.

Растеряв всю свою солидность и достоинство, Джамхад бросился чуть ли не на колени, преграждая путь «Хаммеру», в котором отъезжал Карл Лонгман.

– Возьми меня! – кричал он по-английски. – Возьми меня!

Вокруг творился ад кромешный. Повсюду валялись трупы, стонали раненые, гремели выстрелы и свистели пули. Джамхад совсем потерял голову. Он сохранял некое подобие самообладания лишь до тех пор, пока его не обдало кровавой слизью, выплеснувшейся из расколовшегося черепа Ардана. Полевой командир как раз собирался отдать какой-то приказ, когда в него попали из пулемета. Что именно он намеревался предпринять в такой катастрофической ситуации, мулла Джамхад так и не узнал, да и не хотел знать. Все, чего он хотел, так это попасть внутрь американского джипа, потому что видел в нем единственную возможность спасти свою шкуру.

Пытаясь объехать муллу, водитель сдал немного назад, не обращая внимания на то, что проехал колесом по телу раненного в ногу Алима, проломив тому грудную клетку. Вопль, вырвавшийся из глотки боевика, был страшен, но не страшнее всех прочих предсмертных воплей и проклятий, звучащих на поле боя. В сущности, Джамхад его даже не услышал. В голове его надрывался один-единственный голос, принадлежащий ему самому.