было мелочно и мерзко, Балаганщик, — сказал Майно, набивая трубку. — Я хотел еще с тобой поторговаться, продать тебе кое-что, но… после Сорокопута, после вот этой мелкой пакости… думаю, в этом нет нужды.

— Ты все-таки желаешь получить за украденную у меня жену презренное злато, — понимающе кивнул Хальтрекарок. — Что же, я дам тебе его. Смотри, Лахджа, вот каков твой смертный избранник. Он похитил тебя лишь ради выгоды. Лишь я один по-настоящему любил тебя!.. когда-то. Те времена давно прошли, и не надейся больше на мою милость. Я давно уж безразличен к тебе, и вернул бы тебя лишь из жалости. Как возвращают бежавшую из дома кошку, униженно приползшую обратно к порогу и лижущую хозяину башмаки.

— Нет, я имел в виду другую твою жену… жен, — спокойно сказал волшебник, пока Лахджа морщилась от чувства мёотохапии. — Лаиссална и Оошона. Помнишь таких?

— М-м-м… возможно, — немного напрягся Хальтрекарок. — Я… да, помню. Я никогда ничего не забываю. Но… разве вы их не убили?

— Не-а.

— Ты странный, смертный, — пожал плечами демолорд. — Я бы их убил. Но они мои жены, и раз они живы, я желаю их назад.

Майно и Лахджа переглянулись. Они долго обсуждали, что делать с Лаиссалной и Оошоной. Попытаться ли что-то выторговать за них у Хальтрекарока, держать ли в заложницах или попросту продать Артуббе?..

— А не получишь, — зловредно сказала Астрид.

— Астрид!.. — поморщился папа. — Хотя… да, не получишь.

— Смертный, ты помнишь, как я пришел к тебе за той моей женой? — спокойно спросил Хальтрекарок. — Ты ее похитил… не помню, как ее звали…

— Это была я, — сказала Лахджа.

— Нет, тебя он похитил потом. А еще до тебя он похищал другую мою жену во время охоты Тасварксезена.

— Это тоже была я.

— Я, я, я!.. — разозлился Хальтрекарок. — Лахджа, вселенная не вращается вокруг тебя! У меня есть и другие жены! И поскольку на той несчастной девушке этот твой Майно не подумал жениться, я просто пришел, потребовал ответа — и ему пришлось возвратить украденное. Так что имей это в виду — либо ты женишься и на Лаиссалне с Оошоной, либо однажды, когда вы меньше всего будете ожидать…

— Что за чушь, Балаганщик? — фыркнула Лахджа.

— Мое — это мое, — скрестил руки на груди демолорд. — Если у меня есть право, я заберу. Да, я дал обещание, и буду держать его — но это не помешает мне забрать то, что мое. Возможно, сопроводив глобальными разрушениями.

Лахджа, которая уже всерьез подумывала просто сожрать эту злосчастную кукурузину, и пусть Хальтрекарок хоть лопнет от злости, взяла себя в руки. Не надо поддаваться импульсу… к тому же Оошона все-таки разумное существо, это будет актом людоедства на глазах у детей.

Дети все усложняют.

— Я не отпущу их просто так, — заявила она однако. — Они пытались прикончить меня и похитить мою дочь. У меня не настолько глубокие бездны всепрощения, я не небожитель.

— Чего ты хочешь, еще три желания? — устало спросил Хальтрекарок. — Алчная, презренная женщина. Все-таки я рад, что прогнал тебя от себя и забыл о твоем существовании, и мне отвратительно, что ты снова и снова продолжаешь меня тревожить.

— Вообще-то, получается шесть, — заметил Майно. — Это старая мультивселенская традиция — запечатанный демон, джинн или иная сущность за свое освобождение выполняет три приказа, а их у нас две.

— О Древнейший, меня окружает торгашество, алчность и мелкие, полные тщеты создания, — покривился Хальтрекарок. — Когда-то мне довелось беседовать с одним философом, и я спросил его: отчего окружающие постоянно чего-то у меня просят, отчего им недостаточно просто моего общества и моей дружбы? Философ был мудр и дал исчерпывающий ответ, но вас же он не удовлетворит, ничтожества? Хорошо, да будет по воле вашей. Выбирайте. Либо за каждый из моих прекрасных цветков я исполню по три желания, но исполню кое-как, без радости и усердия, так что вы — я обещаю! — горько пожалеете о каждом из них, либо исполню только по одному за каждую, но исполню честно и без подвохов.

Майно и Лахджа переглянулись. Долго размышлять не пришлось, и Майно сказал:

— По одному без подвохов. Одно мне, другое Лахдже.

— А мне?! — взвыла Астрид.

— А ты свой шанс уже профукала, не обдумав как следует, — недовольно сказала мама. — Давай, Майно.

Волшебник задумался. Он мог попросить залечить прорехи в его душе, оставшиеся после потерь трех фамиллиаров, но не хотел допускать Хальтрекарока к столь глубоким слоям своей самости. Да и не был уверен, что даже демолорд сумеет что-то с этим сделать.

К тому же эти прорехи Майно уже совсем и не беспокоили. Видимо, он окончательно с ними смирился, научился жить. Они окончательно зарубцевались… да, несколько лун назад, где-то около Доброго Дня. Что-то там осталось, конечно, такие вещи бесследно не проходят, но стоит ли ради этого пускать в свою душу заклятого врага?

А что еще? Просто сундук с золотом? Неплохо, но Хальтрекарок обязательно скажет, что ничего иного от презренного смертного и не ожидал. Можно парировать тем, что от кого-то вроде него ничего более полезного и не получишь, но все равно… да и золото — всего лишь золото, и даже будучи когда-то по уши в долгах, от голода Майно Дегатти не страдал, в обносках не ходил.

На волосок от смерти он бывал по другим причинам…

— Знаю, — прищелкнул он пальцами. — Я хочу одно спасение.

— Мне сходу приходит на ум десяток способов исполнить это желание так, чтобы ты умолял его забрать, — задумчиво произнес Хальтрекарок. — Но вы разумно согласились заменить три обычных желания на одно без подвохов, поэтому я просто спрошу: что за херовину ты городишь?

— От Сорокопута мы спаслись чудом, — пояснил Майно. — И он, скорее всего, затаил на нас злобу. Если он выжил, то может попытаться взять реванш… может, конечно, он тоже соблюдает ваши законы о спасшейся жертве, а может, и нет. Их даже среди вас соблюдают далеко не все, говоря о присутствующих. А кроме Сорокопута есть и другие…

— Ты теряешь меня, смертный, — скучающе произнес Хальтрекарок.

— Я сбился со счета, сколько раз был в смертельной опасности, — подытожил Майно. — Милость Просперины однажды закончится. Поэтому я хочу один императивный призыв без условий. Один раз я или любой из присутствующих просто позовет тебя по имени, желая призвать — и ты явишься, и выручишь, никому не причинив вреда и ничего взамен не потребовав.

— Всего-то? — хмыкнул Хальтрекарок. — Немного же тебе нужно, только и знаешь, что трястись за свою шкуру. Лахджа, как ты могла променять меня на это ничтожество?.. Впрочем, будь по-твоему.