– Ты можешь хотя бы иногда улыбаться? Ну?! Меня тошнит оттвоей мрачности. Мне жить не хочется, когда я вижу твое лицо. Если бы ты быланормальным, веселым ребенком, твой отец никогда бы не повесился! Слушай, тыможешь улыбнуться? Ты можешь что-то сделать со своими глазами? Не смей на менятак смотреть!

У Ники каменели лицевые мышцы, и ей казалось, она больше несумеет улыбнуться никогда в жизни.

Мама кричала до тех пор, пока Ника не начинала плакать.Потом тут же успокаивалась и переставала замечать Нику. Бойкоты длились от трехдней до недели и завершались бурным примирением. Мама целовала и обнимала Нику,с придыханием повторяя:

– Девочка моя, бесценная моя, единственная, ты моя жизнь, тымое счастье…

Нике чудилось, что в углу спрятана кинокамера, и мамин сухойжадный глаз едва заметно косит в сторону невидимого объектива.

В семьдесят шестом году известный итальянский режиссерзадумал создать собственную киноверсию пьесы Чехова «Вишневый сад». На рольРаневской он решил пригласить русскую актрису. В число претенденток попалаВиктория Рогова. Это явилось полной неожиданностью для всех, кроме самойВиктории.

– Я всегда знала… всегда… – захлебывалась она в телефоннуютрубку, обзванивая всех знакомых и сообщая потрясающую новость.

Она тут же бросила пить. Она перестала есть, ибо для ролитребовалось похудеть за две недели на восемь килограмм. Она порхала поквартире, напевая забытые песенки французских шансонье и старинные русскиеромансы. Она ни разу не накричала на Нику.

Виктория с успехом прошла фотопробу, потом кинопробу.Оставался последний этап – проба в роли, и всего одна конкурентка. Итальянецпригласил Викторию с мужем в ресторан Дома актера. Из достоверных источниковбыло известно, что конкурентку он никуда не приглашал.

Мама с дядей Володей собирались в ресторан, а Ника на деньрождения Зинули Резниковой. Мама была такой счастливой и возбужденной, чтозабыла задать Нике дежурный вопрос: «Что ты наденешь?», не потребовала изменитьприческу, не назвала серой мышью. Просто поцеловала на прощание.

Был ранний сентябрьский вечер, прозрачный и теплый. Ника шлапо улице с большим плюшевым медведем в целлофановом мешке. Зинуле исполнилосьпятнадцать, но она все еще была неравнодушна к мягким игрушкам. Ника несламедведя на руках, как младенца и думала о том, что теперь наконец все будетхорошо. Мама получит роль, ее трудный период кончится, она перестанет беситься.

Во дворе, у Зинулиного подъезда, ее догнал мальчик летшестнадцати, длинный, нескладный, белобрысый. Он нес большой букет белыххризантем головками вниз и размахивал цветами, как веником.

– Это вы себе купили такой подарок? – спросил он, заглядываяей в лицо с идиотской улыбочкой.

Ника ничего не ответила, надменно повела плечами. Мальчикзабежал вперед и красивым жестом распахнул перед ней дверь подъезда.

– Прошу, мадемуазель!

– Клоун, – усмехнулась Ника. Он шаркнул ножкой, склонил ирезко вскинул голову. Длинная белая челка подпрыгнула и упала на лоб.

– Какой вам этаж, леди?

– Седьмой.

– Удивительное совпадение. Мне тоже.

В лифте было зеркало. Поправляя волосы, Ника покосилась насвоего неожиданного спутника. Лицо его трудно было разглядеть за белобрысымипатлами. Только нос, довольно длинный и толстый, и ярко-голубые глупые глаза.

«Терпеть не могу таких вот шутов гороховых, – подумала Ника,– терпеть не могу, когда у мальчиков длинные волосы. Это все равно что усы удевицы».

Вместе с Никой он подошел к двери Зинулиной квартиры и нажалкнопку звонка.

– Вот сейчас нас представят друг другу, – таинственносообщил он Нике, – буду счастлив познакомиться, сударыня.

Зинуля, завитая, как барашек, в джинсовой мини-юбке иоранжевой водолазке, распахнула дверь.

– Ой, а вы чего вместе? – удивилась она. – Когда вы успелипознакомиться?

– Не успели. Но очень хотим. Знакомь, – произнес мальчик ипротянул Зинуле букет.

Ника поцеловала ее и вручила медведя. Плюшевый зверьзаинтересовал Зинулю значительно больше, чем цветы.

– Спасибо. Какой классный, – она бросила цветы на коридорнуютумбу и высвободила игрушку из полиэтилена, – я его назову Чуня. Я с ним спатьбуду.

– У меня, между прочим, есть еще подарок, он лучше, чемвсякие Чуни, – важным голосом произнес мальчик. Отступив на шаг, церемонношаркнув ножкой, он достал из кармана вельветовой куртки маленькую белуюкоробочку. – Дорогая Зина, поздравляю тебя с днем рождения, расти большая ипахни всегда хорошо.

– Ничего себе, «Шанель №5», – присвистнула Зинуля, – где жеты достал такую радость, Ракитин?

– У мамы выклянчил. Между прочим, ты нас забыла представить,хозяйка.

– Ника, познакомься. Это… тоже Ника, – Зинуля удивленнохлопнула глазами, потом засмеялась и не могла остановиться. – Слушайте, чеготеперь делать? Вы оба Ники. Ты Вероника, он Никита. И оба Ники. Тезки. Ужаскакой-то. Пожмите друг другу руки.

«Тезка» схватил Никину кисть и быстро поднес к губам.

– Счастлив познакомиться, синьорита, – он снял с головывоображаемую шляпу и, взмахнув рукой, сшиб какую-то статуэтку с коридорнойтумбы.

– Ракитин, ты что, пьяный, что ли? – продолжая смеяться,поинтересовалась Зинуля.

– С чего вы взяли, леди, что я нетрезв?

– Ты так никогда не выдрючивался. Ты же у нас юноша мрачныйи загадочный. Забыл?

– Я разный, – Никита тряхнул головой, откидывая челку,сдвинул широкие темные брови, – со мной никогда не скучно.

– Где ты его взяла? – спросила Ника, уединившись с Зинулей вванной.

– Его няня дружит с моей бабушкой. Мы знакомы с ползунковоговозраста. Только он старше на год.

– У него была няня? – удивилась Ника.

– До сих пор есть. Знаешь, кто его папа? Знаменитый Ракитин.Пианист. Между прочим, когда мне было шесть, я влюбилась в Никиту. Это была мояпервая безответная страсть. Я сохраняла для него шоколадки а когда они с нянейприходили к нам в гости, залезала под стол от избытка чувств. Но потом прошло.Как отрезало. Появился другой мальчик, Димка Пономарев.

– Да, эту твою страсть я помню, – улыбнулась Ника, – онадлилась долго, всю третью четверть первого класса.

– Сколько их было потом, ужас, – Зинуля вздохнула и покачалаголовой, – а сколько еще будет…