Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Экзактатор склонился над Бранном, поводил над ним нарцетумом со встроенными биологическими сканерами.
– А для меня было честью передать свой флагман в твои верные руки, – Келл старался, чтобы его голос не дрожал. Он знал, что многие из братьев посмеялись бы над его привязанностью к смертным. Многие, но не все.
– Знаете… у меня ведь есть… дети, – Бранна вновь затрясло, кровь изо рта пошла обильнее. Келл поднял взгляд на апотекария, тот качнул головой, переслав примарху результаты анализа. Одновременно он быстрым движением ввел иглу нарцетума в шею Бранна. Морщины на лице капитана разгладились, напряжение ушло. Ему стало легче.
– Знаю, Бранн, – второй перчаткой примарх попытался аккуратно подцепить руку смертного, которая так и лежала на управляющих элементах командного трона. – Твоих сыновей зовут Агро и Блэйн, оба служат в патруле на Призме-7. Говорят, они под стать своему отцу. Такие же…
Келл запнулся, когда понял, что взгляд капитана остановился.
Бранн ушел.
– Прощай, старый друг, – примарх склонил голову и опустился на колено перед капитаном. Затем он медленно поднялся, ощущая, как ледяная скорбь сменяется кипящей волной первобытной ненависти. Эта волна родилась где-то под основным сердцем и мгновенно захлестнула его модифицированное тело, разбежавшись по венам раскаленной добела сталью.
– За мной, – тихо скомандовал Балор Келл, снимая со спины топор. Сканеры брони не фиксировали рядом сигнатуры врага. Но примарх не сомневался, что враг рядом. И он найдет его.
***
– Капитан Сартаров, поддержать центр огнем! – прокричал Аскелад. Высунувшись из-за укрытия, он выпустил очередь из болтера широким веером. Разрядив оружие, воин тут же юркнул обратно, избежав ветвистого электрического разряда в шлем.
– Сартаров пал! – донеслось в ответ по воксу. Говорили на командной частоте Брянской роты.
– Кто командует? Арел, ты? – капитан Первого копья перезарядил оружие и кивнул своим воинам. На ретинальном дисплее зажглись подтверждения готовности.
Спустя мгновение пятьдесят легионеров в блестящей полированной сталью броне с синими полосами перепрыгнули через обрушенную переборку и бросились в атаку рваным клином. Они стреляли на бегу, готовые вот-вот ворваться в рукопашную. В ответ им летели цепные молнии, конусы пламени и куски стали, поднятые в воздух искусством телекинеза.
Восемь бойцов остались лежать на зачерненном колдовским огнем железном полу, прежде чем клин врезался в неровный строй псайкеров противника. Жертв было бы куда больше, если бы Брянская рота не прикрыла их с фланга. Аскелад так и не расслышал, кто взял командование ими. Но кем бы он ни был, этот воин все делал правильно.
Аскелад выбросил вперед руку с копьем и прошил им сразу двух псайкеров. В ближнем бою у врага не было ни единого шанса. Но проблема заключалась в том, что псайкеров тут были тысячи и задние ряды не стеснялись продолжать дистанционные атаки, калеча и убивая собственных товарищей.
– Сомкнуться! – скомандовал капитан. – Остальным ротам поддержать наступление! Вперед! Разорвите этих предателей в клочья!
Он осознанно использовал это слово. «Предатели». Псайкеры, наводнившие палубу, едва «Гнев Нуаду» перестал вспарывать кору планеты, явно принадлежали человеческой расе. И они сражались на стороне ксеносов – Аскелад видел группу ящеров, что стояла вдалеке за спинами людей. Среди них выделялся один – высокий, черный как неочищенный прометий, со стальной короной антенн, имплантированной прямо в его треугольную голову.
Воин выставил перед собой щит, пригнулся и пошел вперед, как только увидел на ретинальном дисплее, что все легионеры заняли свои позиции в строю. Он шел и с каждым шагом наносил идеально выверенный колющий удар. Каждая его атака отнимала одну, две или даже три предательские жизни.
Но клин довольно быстро увяз, врагов было слишком много. Цепная молния ударила Аскеладу в плечо, оплавив керамит и обдав кожу под ним волной нестерпимого жара. Воин зарычал и навалился на толпу врагов. Теперь он перемежал атаки копьем широкими размашистыми ударами щитом. Силовая кромка начисто отрезала головы и руки, а кого-то рассекала пополам. Тщедушные тела в лохмотьях создавали для силового поля такую же преграду, которую птичье перо создает для бритвенно-острого клинка.
– К черту строй! – со злобой рявкнул капитан Первого копья, решив сменить тактику. – Всем тяжелым болтерами и огнеметам продолжать давить по флангам, остальным – свободный бой!
Это означало, что роты больше не бьются как единое целое. Теперь каждый сражается за себя, лишь по возможности помогая находящимся рядом братьям. Системное противостояние мгновенно разбилось на сотни отдельных схваток.
Теперь, не ограниченные в маневре и не скованные тактическим кредо, бойцы Авангарда Терры действовали значительно успешнее. Те, кто убивал ловчее, вырывались вперед и могли атаковать по всем векторам, не заботясь о том, что можно зацепить союзников. Да и вражеским псайкерам стало сложнее выцеливать легионеров.
Вскоре Аскелад пробился к ксеносам, которые даже не думали отступать. Напротив – пятеро ящеров изготовились к бою. Четверо занялись позиции вокруг пятого, с короной, образовав равносторонний квадрат.
– Нужна помощь? – донесся из вокса голос сержанта Айна. Ретинальный дисплей показал Аскеладу, что сержант со своим отделением стоит прямо у него за спиной.
– Раз уж вы здесь, – осклабился экзактатор, ощущая, как его кровь наполняется новыми дозами боевых стимуляторов. – Тогда отвлеките этих четверых, «коронованного» оставьте мне!
Он видел, что на подходе еще два отделения. Это были воины, набранные в Брянском и Смоленском ульях. Те самые роты, что прозвали Звериными. Те самые, что оставили на ксеносском «наутилусе» половину личного состава. «Эти ребята будут биться без экивоков», – усмехнулся про себя Аскелад.
Он убил последнего псайкера, который преграждал ему путь. Тот пытался атаковать легионера молнией, но не успел достичь нужного уровня концентрации, и наконечник копья экзактатора вышел из его затылка.
– Альба гуно, рангда! – выкрикнул Аскелад и двинулся на ящеров. К обычному фоморскому ругательству он добавил слово «рангда», которое на их родине использовалось очень редко. Это было самое страшное оскорбление, которое смывалось только в смертельном поединке.
У слова не имелось аналогов в готике. В общих чертах оно указывало на происхождение того, кого оскорбили. Якобы его мать занималась групповым соитием с ныне вымершими терранскими животными из рода псовых. И он, оскорбленный, стал прямым следствием этой отвратительной связи.
Ксеносы, конечно, ничего не поняли. Но среагировали молниеносно.
Четверо ящеров, что окружали