class="p1">— Богам придется сделать выбор, — заметил он своим сухим, саркастическим тоном. — Я с трудом могу представить, что наши просьбы — единственные, с какими к ним обращаются сегодня. Возлияния польются из самых маловероятных источников. Не сомневаюсь, наши предприниматели внезапно почувствуют неожиданную склонность к благочестию.

— А Марий? — спросил я, наблюдая за ним.

— Марий конечно же будет молиться, если только он знает молитвы. Это его последний шанс. Не думаю, что он выскажет какие-то сомнения. Найдется много людей, готовых предложить ему самую действенную и настоятельную поддержку.

— Помпей прав, — сказал Сцевола. — Марий хочет командовать на Востоке, как никогда в жизни. Я не сомневаюсь, он достиг бы прекрасного соглашения с финансистами в обмен на обещание ему консульской должности в седьмой раз. До меня дошли кое-какие слухи…

— Но ведь консулы — мы, — заметил я насмешливо.

— Консулы — вы. Согласен. Но насколько ваша власть в состоянии противостоять вооруженной толпе?

Это было тревожащим эхом моих собственных размышлений в Капуе. Я ничего не ответил.

— Спроси Помпея о его друге Публии Сульпиции, — продолжал Сцевола. — Сульпиций — человек, за которым мы должны следить. Не так ли?

На лице Помпея появилось раздражение. Сульпиций был элегантным аристократом, которого избрали трибуном, чтобы поддерживать интересы патрициев. В последнее время он, как полагали, перешел в партию популяров.

— Публий Сульпиций больше мне не друг, — заявил Помпей.

Сцевола отхлебнул вина.

— Преклоняюсь перед твоим решением, — сказал он. — Мне говорили, что этот молодой человек — подобно многим молодым людям в наши дни — в больших долгах. Мне также говорили, что он пришел к некоей интересной договоренности с Марием и финансистами. Он должен предоставить Марию командование на Востоке. Каким образом — можете себе представить. Взамен Марий оплатит его долги, когда выиграет кампанию. А аргентарии, естественно, вложат некоторые средства в повторно завоеванные провинции.

Последовало неловкое молчание.

— Мы считаем, что консулы должны поддерживать закон и порядок, как дома, так и за его границами, — ласково заметил Сцевола.

Мы все рассмеялись.

«Но будущее, — подумал я, — будет, вероятно, вовсе не таким уж и смешным».

Когда около полуночи наша компания распалась, мы со Сцеволой остались с глазу на глаз.

Ночь была прекрасна, и мы шли ленивым шагом по пустынной улице, рабы с факелами — позади и впереди нас на почтительном расстоянии.

— Скажи, какого ты мнения о хозяине, у которого мы были в гостях? — попросил Сцевола.

Он заложил руки за спину и опустил глаза к земле.

— Я буду рад иметь такого коллегу.

— Превосходно. Надеюсь, он не обманет наших ожиданий. Может быть, если послушаешь моего совета, ты вступишь с ним в более близкие личные отношения?..

— Каким образом?

— У Помпея есть взрослый сын. Я встречался с этим молодым человеком. Он произвел на меня благоприятное впечатление.

Луна выглянула на мгновение из-за рваного края облака, бросая холодные тени на дома с закрытыми ставнями. Но лицо Сцеволы оставалось равнодушным.

— У меня есть дочь, — сказал я.

На какое-то мгновение перед моими глазами возникло лицо моего отца во время моей собственной первой брачной церемонии, хитрое и полное злобы. Усилием воли я отбросил видения прочь.

— Тебе холодно? — спросил Сцевола.

Я задрожал, туже запахнул плащ и отрицательно покачал головой.

— Это замечательное наблюдение, — сказал я. — Поздравляю.

— Ладно. Тогда, если ты не против, я могу взять на себя смелость переговорить с Помпеем. Думаю, эти новости доставят ему удовольствие.

Наши медленные размеренные шаги отдавались от булыжной мостовой.

Я сказал, тщательно подбирая слова:

— Этот вопрос касается также и меня лично. Я и сам снова намереваюсь жениться.

Сцевола кивнул:

— Ты не удивил меня. Я предполагал — нечто подобное вполне может произойти с тобой.

В темноте я почувствовал, как загорелось мое лицо. Сцевола знал меня, как никто другой.

— Не сомневаюсь, что у тебя есть соответствующие основания для развода с твоей теперешней женой, — сказал он.

— Она бесплодна. Я желаю наследника.

— Это, конечно, прекрасно подойдет. Я полагаю также — пожалуйста, прости мою дерзость, — что ее личные убеждения могут причинить тебе некоторые затруднения в твоем нынешнем положении. Она, к примеру, подруга Публия Сульпиция, я верно полагаю?

Я кивнул.

— Да, я понимаю. Думаю, смогу пообещать тебе, что жрецы не выступят против развода на основании, о котором ты заявил. Полагаю, у тебя на уме имеется другая кандидатура на место жены?

— Если она захочет. Она вдова. Не молодая, но я и сам уже не молод.

— И родовитая, — ласково добавил Сцевола, — она должна быть из хорошего рода, Луций. В твоем вкусе в подобных делах я не сомневаюсь. Вероятно, с лучшими связями, чем твоя нынешняя жена?

— Да.

— Цециллия Метелла, — сказал он как бы про себя.

Я был искренне поражен.

— Откуда ты знаешь? Я же ни с кем не говорил об этом!

— Это не так уж и трудно. Если бы я был на твоем месте, — а мне ничего не стоит поставить себя на твое место, Луций, — то сделал бы такой же выбор. Вдова Скавра. Дочь и сестра консулов. Представительница самого выдающегося рода в Риме.

— Ты мне поможешь? — Теперь я оставил всякое притворство. Это была искренняя просьба.

— Да, я помогу тебе. Не думаю, что это будет уж слишком трудно, но не теперь, Луций. И есть веские причины помочь тебе. Рим в смертельной опасности. В такие времена мы все должны идти на риск ради своих убеждений. Полагаю, мы понимаем друг друга.

Мы остановились у подножия Палатинского холма и повернулись друг к другу лицом.

— Я оставлю тебя здесь, — сказал Сцевола. — Спи спокойно, консул. Рим теперь под твоей охраной.

Ирония, имевшая место в тех удостоенных временем словах, казалось, повисла в ночном воздухе, когда он торопливо уходил от меня — худая тень за дымящимися факелами его рабов.

Сын Помпея оказался, как и говорил Сцевола, наиприятнейшим молодым человеком. Ясно было также, с момента их первой встречи, что его сердечность и искренность произвели на Корнелию глубокое впечатление. Все страхи, которые могли бы возникнуть у меня, исчезли — стоило лишь увидеть ее лицо, когда она говорила с ним; глаза, сияющие от удовольствия. Ее бледное рефлексивное спокойствие превратилось в оживление. Я никогда не подозревал, что она способна на что-то подобное.

«Такое редко встречается, — думал я, наблюдая за ними, так приятно поглощенными друг другом, — чтобы общественные обязанности и личные привязанности объединялись с таким неподдельным согласием. В браке по расчету есть, по мнению наших мудрых предков, довольно много здравого смысла. Молодые люди легко наносят друг другу раны. Зачастую они не видят, в ком заключается