Меган отогнала подальше любые мысли, смотрела в потолок, сосредоточившись на мертвых мухах, накопившихся в плафоне люстры, и пыталась вытерпеть ужасные, болезненные влажные фрикции мужчины, который снова и снова входил в нее.

В комнате была эта койка, ветхий комод, изъеденные молью занавески, висевшие на открытом окне, куда время от времени задувал декабрьский ветер, и множество стопок из ящиков, набитых припасами. Некоторые из этих припасов уже были обещаны Меган в обмен на секс. На дверном крючке она заметила нитку с нанизанными на нее мясистыми предметами, которые поначалу приняла за сухие цветы.

При ближайшем рассмотрении, однако, цветы оказались человеческими ушами – скорее всего, трофеями, срезанными с ходячих.

Меган пыталась выкинуть из головы последние обращенные к ней слова Лилли, которые девушка произнесла накануне вечером, стоя у горящего в бочке из-под масла костра. «Это мое тело, подруга, а времена, черт возьми, отчаянные», – рационально объясняла свое поведение Меган. Лилли ответила с отвращением: «Я лучше умру с голоду, чем буду сношаться за еду». А затем Лилли официально раз и навсегда положила конец их дружбе: «Мне все равно, Меган. Хватит, все кончено, я больше не хочу иметь с тобой ничего общего».

Теперь слова эхом отдавались в огромной, глубочайшей пропасти в душе Меган. Эта дыра годами зияла внутри нее, представляя собой необъятный вакуум тоски, бездонный колодец ненависти к самой себе, выкопанный еще во времена ее юности. Она никогда не могла заполнить эту расселину боли, и теперь чумной мир открыл ее, как гнойную незаживающую рану.

Меган сомкнула веки и стала представлять себе, как погружается в глубокий темный океан, но вдруг услышала какой-то шум.

Ее глаза мгновенно раскрылись. Звук шел из окна – тихий, но все же ясно различимый в предрассветной декабрьской ветреной тишине, он эхом разносился над крышами: двое шли крадучись – парочка горожан куда-то пробиралась во тьме.

К этому моменту парень с коброй на спине устал от тягомотного спаривания и соскользнул с тела Меган. Он пах засохшей спермой и застоялой мочой, дыхание его воняло. Как только его голова коснулась подушки, послышалось сопение. Меган осторожно вылезла из постели, постаравшись не разбудить отключившегося клиента.

Она тихо прошла босиком по холодному полу и выглянула в окно.

Город дремал в серых сумерках. В тусклом свете вырисовывались силуэты труб и вентиляционных шахт на крышах зданий. В предрассветной дымке едва виднелись две фигуры, кравшиеся к дальнему углу западного ограждения. Дыхание их клубилось в холодном воздухе. Одна из фигур возвышалась над другой.

Две призрачные фигуры задержались на углу баррикады в ста пятидесяти ярдах от Меган, и она сперва узнала Джоша Ли Хэмилтона, а затем и Лилли. Меган охватила волна меланхолии.

Когда двое исчезли за оградой, Меган, почувствовав потерю, опустилась на колени и тихо проплакала в вонючей темноте, казалось, целую вечность.

– Бросай его сюда, куколка, – прошептал Джош, смотря на Лилли, которая балансировала на гребне ограды, перекинув одну ногу, а другой стоя на планке. Джош очень переживал из-за дремавшего в кабине бульдозера в ста ярдах к востоку от них ночного стражника, обзор которого был ограничен массивной веткой дуба.

– Лови.

Лилли неуклюже сбросила с плеча рюкзак и перекинула его через ограду Джошу, который поймал его. Ранец весил как минимум десять фунтов. В нем лежали короткоствольный револьвер Джоша, кирка со складной рукояткой, отвертка, несколько шоколадок и две пластиковые бутылки с водопроводной водой.

– Теперь аккуратно.

Лилли перелезла через ограду и спрыгнула на твердую землю с другой стороны.

Они не стали терять времени и задерживаться на окраине города. Солнце вставало, и они хотели оказаться вне поле зрения ночного стражника, прежде чем Мартинес с ребятами проснутся и вернутся на свои посты. Джош чувствовал, что в Вудбери творилось что-то неладное. Казалось, его услуги ценились на рынке все меньше и меньше. Накануне он перевез, должно быть, три тонны панелей ограждения, но мясник Сэм все равно утверждал, что у Джоша висит непогашенный долг, что он использует бартерную систему себе во благо и что не отрабатывает весь бекон и фрукты, которые получает.

И это только добавило Лилли и Джошу причин ускользнуть из города и проверить, смогут ли они сами раздобыть припасов.

– Далеко не отходи, куколка, – сказал Джош и повел Лилли к кромке леса.

Поднималось солнце, и они старались держаться в тени, идя по границе огромного кладбища, раскинувшегося по левую руку. Над могильными камнями времен Гражданской войны клонились древние ивы, и в призрачном свете раннего утра место казалось жутким и заброшенным. Многие памятники повалились набок, некоторые могилы были разрыты. Кладбище заставило волоски на шее Джоша зашевелиться, и он вместе с Лилли поспешил скорее прийти на пересечение Мэйн и Кэньон-драйв.

Повернув на север, они направились в пекановые рощи у границ города.

– Ищи отражатели вдоль дороги, – сказал Джош, как только они начали восхождение на невысокий холм у края леса. – Или почтовые ящики. Или любую частную дорогу.

– Что, если мы не найдем ничего, кроме деревьев?

– Должна быть какая-нибудь ферма… Хоть что-то.

Джош внимательно смотрел по обе стороны узкой асфальтовой дороги. Уже рассвело, но леса вдоль Кэньон-драйв все еще были темны и полнились качающимися тенями. Звуки накладывались друг на друга, и трепет листвы на ветру начинал напоминать шаркающие шаги. Джош остановился, порылся в рюкзаке, вытащил револьвер и проверил барабан.

– Что-то не так? – Лилли взглянула на револьвер, а затем всмотрелась в деревья. – Ты что-то услышал?

– Все в порядке, куколка. – Джош засунул револьвер за ремень и продолжил восхождение на холм. – Пока мы не шумим и не стоим на месте… с нами ничего не случится.

Они прошли в молчании еще четверть мили, ступая след в след и будучи настороже. Каждую пару мгновений их взгляды обращались к колыхавшимся на ветру веткам в чаще леса и теням позади других теней. После инцидента в сарае ходячие не беспокоили Вудбери, но Джош чувствовал, что они не заставят себя долго ждать. Он уже начинал волноваться из-за того, что они отошли так далеко от города, но тут заметил первый признак жилья.

В конце неподписанной частной дороги стоял огромный жестяной почтовый ящик в форме собачьей конуры. Владельцем значился некий «Л. Хант», на проржавевшем металле был выбит номер 20034.

Ярдах в пятидесяти от этого почтового ящика они нашли еще – больше дюжины, шесть из них стояли на одном перекрестке, – и Джош почувствовал, что они сорвали куш. Вытащив из рюкзака кирку, он передал ее Лилли.

– Держи ее наготове, крошка. Пойдем по этой дороге с почтовыми ящиками.

– Я за тобой, – ответила девушка и последовала за здоровяком по извилистой гравийной дорожке.