Они зашли в гараж и нашли там оставленную на хранение брезентовую сумку с некоторыми из трофеев, собранных накануне. В тяжелом бауле была пятигаллонная канистра с бензином, спальный мешок, капельная кофе-машина, два фунта кофе, зимние шарфы, коробка смеси для блинов, пара планшетов для письма, две бутылки кошерного вина, батарейки, шариковые ручки, дорогой джем из красной смородины, упаковка мацы и моток альпинистской веревки.

Джош перезарядил револьвер, вставив сменный барабан с последними шестью патронами, и повесил сумку на плечо, а после этого они выскользнули через заднюю дверь и, крадучись, пошли вдоль внешней стены. Притаившись в траве за углом гаража, они подождали, пока последний двигавшийся труп не исчез в свете и шуме пламени, а затем стремительно пересекли участок и скрылись в соседнем лесу.

Шагая среди деревьев, они не обменялись ни словом.

Подъездная дорога, ведущая на юг, в умирающем свете дня казалась заброшенной. Джош и Лилли держались в тени и шли по руслу пересохшего ручья параллельно извилистой трассе. Они направлялись на восток, вниз с пологого холма, обратно к городу.

Немногим больше мили они прошли молча, словно старые супруги после ссоры. К этому времени страх и адреналин наконец-то отпустили их и сменились изнеможением.

Оказавшись на грани смерти во время атаки на дом и последовавшего за ней пожара, Лилли впала в состояние паники. Она вздрагивала от любого звука, доносившегося из окрестностей, и, казалось, никак не могла отдышаться. В носу ее по-прежнему стояла вонь ходячих, а за деревьями ей чудились шорохи, которые, в общем-то, могли быть эхом их собственных усталых шагов.

В конце концов, когда они повернули на углу Кэньон-роуд, Джош сказал:

– Ты мне только объясни – ты говоришь, что всего лишь используешь меня?

– Джош, я не…

– Для защиты? И только? И никаких более глубоких чувств ты не испытываешь?

– Джош…

– Или… ты говоришь, что просто не хочешь, чтобы мне казалось, будто ты делаешь это?

– Я такого не говорила.

– Нет, крошка, боюсь, как раз говорила. Это твои слова.

– Это смешно. – Лилли на ходу засунула руки в карманы вельветовой куртки. Из-за слоя сажи и пепла в вечернем свете ткань казалась темно-серой. – Давай просто забудем. Не нужно мне было ничего говорить.

– Нет! – Джош медленно покачал головой, не останавливаясь. – Не надо этого делать.

– О чем ты?

Он кратко взглянул на нее:

– Ты думаешь, это все временно?

– Что ты имеешь в виду?

– Словно летний лагерь? Будто мы разъедемся по домам в конце сезона, потеряв девственность и подхватив какую-нибудь болячку? – Голос его был резок. Лилли никогда раньше не слышала, чтобы Джош Ли Хэмилтон говорил вот так. В его глубоком баритоне слышались искры ярости, а напрягшийся подбородок выдавал всю боль, которая терзала его. – Нельзя просто заложить эту маленькую бомбу и уйти.

Лилли раздраженно вздохнула, не в силах найти слов, и некоторое время они шагали молча. В отдалении показалась стена Вудбери, а за ней и дальний западный конец стройки, где в меркнущем свете дня неподвижно стояли бульдозер и небольшой кран. Рабочие на горьком опыте научились, что в сумерках зомби кусались чаще.

– Что, черт возьми, ты хочешь от меня услышать, Джош? – наконец спросила Лилли.

Он задумчиво уставился себе под ноги. Брезентовая сумка с каждым его шагом громыхала и ударяла его по бедру.

– Может, что тебе жаль? Может, что ты подумала и пришла к выводу, что просто боишься сближаться с кем-либо, потому что не хочешь, чтобы тебе причинили боль, потому что ты и так страдаешь? И что ты берешь свои слова назад и на самом деле просто любишь меня так же сильно, как я люблю тебя? Как тебе такое, а?

Лилли взглянула на него. Горло ее горело от дыма и ужаса. Ей жутко хотелось пить. Она устала, ее мучила жажда, она была сбита с толку и боялась.

– Почему ты думаешь, что я страдаю?

– Просто догадываюсь.

Она смотрела на него, и внутри нее нарастал гнев.

– Ты меня даже не знаешь.

Джош взглянул на Лилли. В его огромных глазах читалась боль.

– Ты издеваешься?

– Да мы встретились-то всего месяца два назад. Группка людей, напуганных до смерти. Никто никого не знает. Мы все просто… выживаем.

– Ты, должно быть, шутишь. Мы через столько прошли вместе, и я тебя даже не знаю?

– Джош, я не это…

– Ты ставишь меня в один ряд с Бобом и с этим наркоманом? С Меган, с теми людьми из лагеря? С Бингэмом?

– Джош…

– И все, что ты мне говорила на этой неделе… Что теперь? Ты говоришь, что врала? Ты все это говорила, только чтобы мне было приятно?

– Я говорила от сердца, – тихо пробормотала Лилли.

В ней нарастало чувство вины. На секунду она мысленно вернулась в тот чудовищный момент, когда она потеряла маленькую Сару Бингэм и мертвецы сгрудились вокруг бедной девочки на богом забытой земле около циркового шатра. Она вспомнила бессилие. Парализующий ужас, который охватил ее в тот день. Утрату, тоску и печаль, глубокую, словно колодец. И все-таки Джош не ошибался. В любовной неге поздними ночами Лилли говорила то, что было не совсем правдой. На каком-то уровне она любила его, переживала за него, испытывала к нему глубокие чувства… но на чувства эти накладывалась проекция чего-то нездорового, что сидело внутри нее, что было неразрывно связано со страхом.

– Что ж, вот и прекрасно, – в конце концов сказал Джош Ли Хэмилтон, покачав головой.

Они дошли до зазора во внешней стене города. Вход – широкий проем между двумя незаконченными секциями баррикады – был закрыт деревянными воротами, привязанными с одной стороны кабелем. Ярдах в пятидесяти оттуда на крыше двухколесного прицепа сидел одинокий стражник, который смотрел в другую сторону, держа у бедра карабин «М1».

Джош быстро подошел к воротам и стал сердито распутывать провод, чтобы открыть створку. Послышался треск. Все существо Лилли заполнила паника.

– Джош, осторожно, они ведь услышат нас, – прошептала она.

– Да плевать мне на это, – сказал он, распахнув ворота и пропуская ее вперед. – Я не в тюрьме. Они не могут запретить нам выходить.

Они ступили внутрь города и зашагали по боковой улице в сторону Мейн-стрит.

В этот час им встретилось лишь несколько заблудших душ. Большинство обитателей Вудбери сидели по домам и ужинали или напивались до беспамятства. За стенами гоночного трека жутко гудели генераторы, мерцало несколько высоких стадионных прожекторов. Ветер трепал голые деревья на площади, и мертвые листья неслись по мостовой.

– Пусть будет по-твоему, – сказал Джош, когда они повернули направо и устало зашагали на восток по Мейн-стрит к своему дому. – Будем просто партнерами. Будем трахаться по-быстрому время от времени, просто чтобы снять напряжение. Ни забот ни хлопот…