Вращение земли внизу прекратилось. Управление начало постепенно возвращаться в мои руки. Теперь я мог воспользоваться рулями.

«Я спасен!» – подумал я возбужденно. Я ощутил учащенное сердцебиение, и в моей груди стало горячо от переполнявшей ее крови.

«Так, теперь очень медленно выравнивай машину. Еще…»

Невероятный пейзаж внизу начал двигаться, и приближавшаяся земля все быстрее проносилась под «Фокке-Вульфом». Я использовал обе руки и всю свою силу, чтобы тянуть на себя ручку управления. С невероятной скоростью земля становилась все больше; перед моим ветровым стеклом появились контуры заводских дымовых труб, похожие на гротескную, устрашающую дьявольскую маску. Я из последних сил тянул ручку управления. Две дрожащих руки сжимали холодный металл. Все мое тело с болью вдавливало в кресло. Вся кровь устремилась в ноги, неся неприятные ощущения.

Мое сердце…

Мой рот широко раскрылся, и нижняя челюсть слегка касалась груди. В ушах раздавались глухое шипение и звон. Мягкая вуаль из черных и фиолетовых пятен неподвижно повисла перед моими глазами. Сила моих рук была способна еще раз лишить меня сознания.

Интуитивно я понял, что восстановил управление, и, в то время как «Фокке-Вульф» проносился над препятствиями, тусклыми глазами взглянул на указатель скорости. Боже мой! Стрелка стояла на пределе, показывая почти 950 км/ч.

Добрый, старый, испытанный «Фокке-Вульф». Где все эти авиационные эксперты, говорящие об опасности достижения и превышения звукового барьера и спорящие о трудностях проектирования истребителей для использования на таких скоростях, а ты, мой милый, был целым и невредимым, твои крылья не разрушились и твой руль не был сломан невероятным давлением.

Железные тиски, сжимавшие мою ноющую голову, казалось, ослабли. Работающее с перегрузкой сердце снова погнало кровь в мой опустошенный мозг.

«Я спасен!» – прокричал я сам себе и только потом осознал, что по моему лицу все еще течет кровь. Господи, кабина была словно решето.

Ах да, конечно. На 6,5 тысячи метров была ожесточенная схватка с «Тандерболтами». Эти треклятые «ящики» никогда прежде не были замечены на такой высоте, и долгое время ситуация была очень горячей.

Я, должно быть, получил попадания. Из кабины все выглядело в порядке, но мне все же повезло. По крайней мере, янки не повредили машину.

Но что с моим ведомым, обер-лейтенантом Хайнцем Зайффертом? Бывший пилот бомбардировщика, который в ходе боевых вылетов над Англией заслужил Рыцарский крест.[209] В тот момент он был единственным, кто был со мной.

Я чувствовал невыносимую усталость. Напряжение последних минут оказалось слишком большим для меня.

«Я, должно быть, свалял дурака где-то над Эмсом», – рассуждал я, пытаясь определить свое месторасположение. Это сейчас, должно быть, был Меппен или Линген.

«Так, если я поверну на юго-восток, то достигну реки, Хазе, или канала, нашего доброго знакомого Миттельланда».

Правый разворот…

Черт, что это было? Проклятый дурак! Ты только что зацепил высоковольтную линию. Все планы пошли кувырком. «Фокке-Вульф» тряхнуло, и я должен был до отказа повернуть влево руль направления.

Огромная часть правого крыла была срезана.

Мне еще раз надо было проявить находчивость. Я отчаянно проклинал свою мгновенную слабость, за которую теперь должен был так ужасно расплачиваться. А затем, чтобы сделать положение еще хуже, двигатель заработал неровно, начал кашлять и фыркать.

Что еще случилось? Мерцал «свет вечности».[210] Топлива больше нет. Надо как можно быстрее садиться, прежде чем двигатель окончательно замрет. Небольшая горка, и быстрый взгляд вокруг. Да, широкий, пустой кусок луга.

Я открыл фонарь. При аварийной посадке его может заклинить, и не один раз пилоты сгорали заживо, потому что не могли открыть кабину.

Я плавно посадил свою желтую «шестерку» на болотистую местность.

«Мне жаль, старина. Ты спас мою жизнь, и это моя благодарность. Ты был лучшим из всего, на чем я когда-либо летал».

Я задумчиво прикоснулся к левому крылу, как будто прощался с этими поцарапанными панелями, носившими на себе шрамы пятидесяти воздушных боев.

На помощь мне прибежали местные жители, в то время как я склонился над кабиной своего любимого самолета, чтобы забрать парашют, карты, а также тумблер зажигания в качестве сувенира.

За мной из Лингена прибыл автомобиль. Я с удивлением увидел гауптмана Функа и Ноймана, адъютанта, сидящего сзади.

– Это, несомненно, честь для меня, – произнес я. – Что привело вас сюда?

– Хм-м, Хейлман, мы думали, что могло произойти худшее, – ответил Нойман, мягко беря меня под руку и удобно усаживая на переднем сиденье «Ганзы».

– Посудите сами, Вилли, – сказал Функ серьезным голосом, – остальные ребята приземлились давным-давно, за исключением Зайфферта и вас. Мы уже связывались с соседними аэродромами, чтобы узнать, не приземлился ли кто-нибудь там, когда на радиосвязь вышел Зайфферт и в состоянии сильнейшего волнения сообщил нам, что вы были сбиты четырьмя «Тандерболтами», севшими вам на хвост.

– Да, так, – подтвердил адъютант, прервав его. – А затем в наушниках раздался ужасный стон, и мы больше не имели с ним контакта.

Я сразу все понял.

– Вы нашли его?

– Да. С ним случилось это, – сказал Функ после некоторой смущенной паузы. – Хайнц, должно быть, выпрыгнул с парашютом около самой земли. Он лежал в нескольких сотнях метров от своей сгоревшей машины. Его тело было распластано по земле, парашют был полуоткрыт, обе ноги увязли в болоте, а спина находилась в небольшом углублении. Голова была запрокинута назад, а белый шелковый купол, казалось, расстилался над ним подобно савану.

– Хайнц, должно быть, сломал себе шею, он выглядел настолько естественно в той позе. Его Рыцарский крест висел в своем обычном, правильном положении.

– Бедняга, – произнес я охрипшим голосом и подумал, что два моих товарища очень легко могли сказать то же самое и обо мне самом, не ускользни я в самый последний момент из-под носа смерти.