У Джека пересохло во рту. Когда он в прошлый раз сидел в этом кабинете, выдвинутое против него обвинение было чистой воды выдумкой и его легко было опровергнуть. В этот раз все было не так. В этот раз он был виновен по всем статьям, а за сексуальную связь наказание одно – моментальное увольнение.

– Профессор Дориан?

– Я думаю, это какая-нибудь обозленная студентка. Возможно, та, кому я поставил низкую оценку. И она так решила мне отомстить.

Доктор Сакко долго и пристально смотрела на Джека, ожидая, что какой-нибудь мускул на его лице дрогнет и выдаст его.

– Значит, таков ваш ответ.

– Да.

Джеку было противно врать. Он ненавидел себя за то, что, как глупый мальчишка, безоглядно увлекся Тэрин. Проклинал тот день, когда познакомился с ней. Презирал себя за то, что не смог повести себя достойно. За то, что не стал мужем, которого достойна Мэгги. Когда он в прошлый раз сидел в этом кресле, его обвиняли в том, что он защищал вымышленного учителя, который закрутил роман с вымышленной студенткой. Это было как превью предстоящего аттракциона. Его жизнь имитировала искусство во всем его глупом и трагическом великолепии.

– Что ж, тогда до появления новых свидетельств будем считать этот вопрос закрытым, – сказала доктор Сакко. – И простите за доставленные неудобства.

До появления новых свидетельств.

То есть она за ним наблюдала. А значит, на его репутацию упала тень и он всегда должен быть начеку.

Джек встал, собираясь уйти, но возле двери все-таки задержался.

– Вы сказали, что звонок был анонимным. Но она ведь могла чем-то случайно выдать себя?

Элизабет Сакко прищурилась, и Джек тут же пожалел, что задал ей этот вопрос.

– А почему вас это интересует?

– Если уж меня обвиняют в чем-то настолько серьезном, я бы хотел иметь хотя бы отдаленное представление о том, кто это делает.

– Ну, одно могу сказать точно, звонила не девушка, а молодой человек.

– Молодой человек? – изумился Джек.

– Да.

И Джек сразу понял, кто это был. Коди Этвуд, парень, который повсюду хвостом ходил за Тэрин. Он явно был в нее влюблен, можно даже сказать, поклонялся ей. Друзей, похоже, у Коди не было, так что Тэрин была для него как яркое солнце, а он вращался вокруг нее.

Это Тэрин подбила его позвонить Элизабет Сакко.

Какие еще орудия пыток она для него припасла?

Это стало напоминать паранойю. Когда Джек на следующий день шел по кампусу, у него было такое чувство, будто все окружающие знают его секрет. Как будто у него на лбу вырезана алая буква «А». Эстер Принн[19], знакомьтесь, это Джек Дориан.

Каждый раз, входя в аудиторию на свой семинар, Джек слышал гул голосов и отдельные приветствия студентов. Но в то утро его встретила странная и даже вызывающая опасения тишина. Стул, на котором обычно сидела Тэрин, был не занят, ее место словно бы превратилось в черную дыру, которая всасывает в себя весь свет. А вот Коди пришел на занятия и, когда Джек посмотрел на него, не выдержал и отвел взгляд в сторону.

Понятно – это он звонил в офис Элизабет Сакко. Сукин сын. Уже распустил слух в группе? Поэтому они все на него уставились?

Студенты не должны были увидеть, что он раздражен и даже напуган.

– Доброе утро, – поздоровался Джек.

Он твердо решил, что проведет занятие, как обычно, хотя тревога, словно крыса, методично грызла его изнутри.

Ну хоть с Тэрин общаться не придется.

Джек надеялся, что она бросила его курс, чтобы избежать сомнительного удовольствия – смотреть друг на друга через стол все последние недели семинара. Может, петля у него на шее чуть ослабла и теперь он вздохнет немного свободнее?

Но надежды Джека не оправдались. Днем, когда он сидел в «Данкин донатс» в Шиллман-холле, петля у него на шее затянулась еще туже.

Джек пил кофе и просматривал свои заметки, касающиеся «Людского пятна» для курса «Современный американский роман», а когда поднял голову, то увидел Тэрин. Она надвигалась на него, как ястреб пикирует на свою жертву. В этот день Тэрин была в черном – цвет фатума, – а ее лицо было спокойным и неподвижным, словно высеченное из гранита. Не говоря ни слова, она со скрипом придвинула стул к его столику.

– Тэрин, а я как раз думал, почему ты не пришла на занятия… – начал Джек.

– Говорить буду я, – перебила его Тэрин. – А ты будешь слушать.

Она села и подалась вперед: ни дать ни взять приготовилась к атаке.

Джек с опаской глянул на студентов, которые сидели за столиками поблизости, но, похоже, появление Тэрин не привлекло их внимания. Они продолжали болтать и даже не подозревали, что всего в нескольких футах от них разворачивается довольно неприятная сцена.

– Может, выйдем на улицу? – предложил Джек.

– Нет. Поговорим здесь.

– Хорошо, но тогда не могла бы ты успокоиться? Давай обойдемся без прилюдных сцен.

– Прилюдные сцены – это не про меня, Джек. Я все обдумала и, уж поверь, чувствую себя куда спокойнее, чем ты.

Джек еще раз быстро оглядел кофейню и тихо спросил:

– Что тебе надо? Просто скажи, чего ты от меня хочешь?

– Давай я выложу все по порядку. Во-первых, я не вернусь на твой семинар. Понимаю, для тебя это большое облегчение, но вот тебе сюрприз – я не схожу с дистанции. О нет, я пойду до конца. Во-вторых, ты поставишь мне высший балл, потому что я этого достойна. Достойна как студентка, но, кроме этого, ты должен мне за всю ту боль, которую причинил. В-третьих, ты потянешь за все ниточки, до которых можешь дотянуться, и дашь мне то, чего я хочу. Для начала я хочу получить должность ассистента кафедры, и ты напишешь мне рекомендацию, достойную пера Элоизы д’Аржантей. А если не напишешь, я пойду прямиком к Элизабет Сакко и расскажу ей о том, как ты задурил мне голову.

– Тут твое слово против моего, Тэрин. Как ты докажешь…

– Я скажу тебе как. Ты оставил в моей квартире небольшой сувенир.

Тэрин достала из кармана телефон и чуть ли не ткнула его в лицо Джеку.

Он смотрел на фотографию и видел только приближенное изображение темно-зеленой ткани.

– И что это такое, позволь спросить?

– Не узнаешь? Это обивка дивана у меня дома.

– Ну и какое отношение эта обивка имеет к нашему разговору?

– Уже забыл, чем мы занимались на моем диване? Не видишь, наверное, маленький белый след, который на нем оставил? Но он там, поверь, он никуда не делся.